Деде Коркут - страница 4

Бейбура и его люди пошли прочь из черной палатки. Из других палаток выглядывали, смотрели на них пирующие. А Бейбура ни на кого не глядел, ни с кем не заговаривал. Ни с кем не простившись, вскочил он на коня и бросил Арузу:

– Аруз, – молвил он, – я у тебя в долгу не останусь!

Бейбура разрезал воздух плетью, стегнул коня, конь взвился, сорвался с места. Вслед поскакали люди Бейбуры, удалились, исчезли в пыли.

Владения Бейбуры располагались в цветущей местности Баят. С одной стороны – отвесные горы, с другой – река, а еще – луг, а еще – лес. Шатры и хижины веселили взор. Дым от очагов таял в голубом небе. На берегу реки детвора играла в прятки, в ловитки, в горелки.

Перед одной из хижин стояла Фатьма Брюхатая. Около нее вертелась стайка малышей, и снова она была беременна. Уперев руки в боки, Фатьма кричала:

– Эй, Зулейха́! Зибейда́! Урида́! Что я, помирать уходила? Что с вами стало б, если бы приглядели за моим домом? Воришка-щенок забрел, все вверх дном перевернул…

Из другой хижины вышла женщина, что-то ей отвечала.

Послышался топот копыт. Появились Бейбура и его люди. Перед своим шатром Бейбура спешился, вошел внутрь. Увидев его угрюмым, встревожилась жена его Айна Мелёк.

Бейбура молвил:

– Жена моя, знаешь ли ты, что случилось? Визирь Баяндур-хана Алп Аруз-Лошадиная морда опозорил меня перед всеми. Говорит, нет у тебя ни сына, ни дочери – значит, невзлюбил тебя Бог и мы не полюбим. Ты ли виновата? Я ли? Почему Аллах не даст нам крепкого сынка? За что наказание?

Бейбура чуть не плакал.

– Не гневайся на меня, – отвечала Айна Мелек, – не говори мне столь горьких слов. В чем твоя вина? В чем моя? Значит, судьба наша такая…

Айна Мелек заплакала, заголосила. Бейбура не мог этого вынести и вышел вон. Тяжело шагая, дошел он до границы селения. Играющие дети испугались, что он такой, разбежались. Бейбура тоскливо и долго смотрел им вслед. Топот копыт отвлек его от грустных мыслей. Прискакавший Бейбеджан соскочил с коня, подошел к Бейбуре.

– Бейбура, – сказал он, – не убивайся! Увидишь голодного – накорми, увидишь раздетого – одень, увидишь обремененного долгами – выплати за него. Может быть, настанет еще такой день, когда ты на пиру у Баяндур-хана будешь сидеть в белой палатке как отец своего сына. А если мне Бог пошлет дочь, клянусь, она еще в колыбели будет обручена с твоим сыном!

Бейбура и Бейбеджан обнялись.

Айна Мелек тайно вышла из своего шатра и пришла в хижину Фатьмы Брюхатой.

Фатьма Брюхатая ела. Раздавила в пятерне большую луковицу и захрустела крепкими зубами. Айна Мелек поведала ей свое горе. Фатьма слушала, не переставая жевать. Иногда в хижину заглядывали ее дети, она им совала в руку луковицу и отсылала прочь.

– Что я могу? – сказала она. – В этой развалюхе ни муки, ни отрубей. Верблюд с мельницы не вернулся! Провались он, этот дом! С тех пор, как вышла замуж, ни разу не ела досыта, губы мои не смеялись, ноги мои не видели обуви, а лицо – покрывала. Вот подох бы мой непутевый – вышла бы за другого, может, больше бы повезло…

Айна Мелек опять принялась за свое:

– Муж истаял, как свечка, очень уж горюет. Не знаю, в чем наша вина, что Господь не дает нам ребенка.

Фатьма сказала:

– Эх, пепел на голову и мужей, и детей! Вон у меня девять, – она показала на свой живот, – и десятый в пути! Ну и что? Хорошо мне живется, что ли?.. Ладно, не убивайся так, – добавила она. – Я знаю, тебя заворожили. От колдовства я тебя избавлю, но надо, чтобы ты сделала все, что я скажу.