Декалогия - страница 15



– Только не надо крушить здесь все, пожалуйста, – отреагировал Сергей. – Придумал что-то грандиозное?

– Надо жить, черт возьми, жить для чего-то! Почему я не верю в Бога?

– Да ты, друг мой, рехнулся! – Сергей с ужасом посмотрел на Дмитрия, глаза которого яростно заблестели.

– Разве тебе не тошно так корпеть, существовать? Помнишь о наших мечтах отправиться в путешествие по всей России, а оттуда в Индию, Аравию, северную Африку, а затем через Гибралтар и всю Европу? Помнишь нашу жажду единения с природой, мечты о женщинах, о славе и желании потрясти мир?

– Сейчас здесь случиться пожар пятой категории и мне придется оправдываться перед начальством, что мой друг своим необузданным вдохновением устроил злостный поджег у меня на рабочем месте.

– Тебе хоть надо то, что ты делаешь? Ведь впереди смерть.

– Надо. А на счет смерти существует и альтернативная версия о вечной жизни.

– Альтернативная версия!.. Если бы ты в это верил! Верил, как Авраам перед жертвенным камнем, а не с циничным конформизмом и детским страхом боли в преисподней!

– Ну хватит! Ты опять меня втянул в спор, который может привести к дурным последствиям. Остынь. Меня твои перепады начинают беспокоить: депрессивный философ был куда приятнее.

– Ты ничего не понимаешь! – с отчаянием проговорил Дмитрий.

– Понимаю, но тебе пора бы уже взрослеть и начинать адаптироваться к реальности – ведь ты знаешь, что происходит с теми, кто начинает конфликтовать или убегать от неё.

– Спасибо за доверие, маленький человек.

– Пребольшое пожалуйста, огромный человечище.

– Быть может ты прав: “Я полагал, что рожден для великих дел, – и прозябал в ничтожестве”.

– Во-во!

– Это Бальзак.

– Нет, это всего лишь Люсьен де Рюбампре.

– Но прототип – Бальзак.

– Как будет угодно вашему самолюбию.

– Издеваешься?

– Да.

Наступило молчание. Друзья надувшись друг на друга, спустились вниз и часть пути прошли, как незнакомые люди неспешно идущие в ногу. Дмитрий заговорил первым, попросив Сергея свернуть с Причистенки в тихие переулочки старого города, что удлиняло путь и доставляло душе сладкое удовольствие.

Невысокие строения прошлых веков, созданные с любовью и неповторимостью, навевали воспоминания о гоголевских чиновниках, толстовских дворянах, тургеневских дворниках, купцах, хозяевах доходных домов, гусарах, романтичных девицах… И в этой премилой атмосфере ушедшей старины, гармоничными вкраплениями вдруг представали взору новые кирпичные здания в девять и двенадцать этажей, уже прославленные своими обитателями – писателями и артистами, великими учеными… Дмитрий невольно вернулся мыслями к своей царице физике, которая еще терзала отрекшееся сердце тупой щекочущей болью.

– Я словно возвращаюсь к своему счастью, гуляя здесь, – сказал он, проходя сквозь маленький, огороженный сквер.

– А я вижу красивую девушку в красном плаще, которая вышла выгуливать собаку и тоже возвращаюсь к своему недавнему счастью, когда был так же холост, как ты, дуралей.

– И это не смотря на то, что тебя ждет восхитительная женщина, умная и красивая, которая скоро распахнет двери перед тобой, обнимет, расцелует, накормит и распалит наслаждениями эту промерзшую ночь, в которой я поплетусь один на встречу с одиночеством.

– Как живописуешь! А почему бы тебе не познакомиться с этой девушкой: чем не приключение, которого ты так жаждешь? Это будет похлещи твоих мировых переворотов, – помнишь у Ницше: “Мужчина жаждет опасности и игры, а женщина самая опасная игрушка”, – ведь все твои безумства кипящей крови от неудовлетворенной сексуальности.