Вдруг меня укусила отвратительная мысль: а если Марте уже доложено о моих приключениях в небезызвестном пансионе? Я не только глазами, а всем нервным вниманием впился в ее прекрасное лицо: да или нет? Перевел дыхание: нет.
– Мы вас вчера ждали, – сказала Марта. – Устала, пить хочу. – Сняла пояс, повесила на перила.
Герти налила ей вина – о ужас, в чашку! – разбавила водой. Откуда здесь на границе средиземноморские привычки?
Кот растянулся на верхней ступеньке. Юджина присела на корточки, достала гребешок, спрятанный где-то здесь же возле ступенек, и провела им по рыжей шкуре. Кот завибрировал, собрался в комок, поднялся на задние лапы, потянулся лбом за рукой с гребешком, зевнул, уперся ей лапами в плечо.
– Вот такой кот, вот такой рыжий разбойник, – вполне бессмысленно приговаривала Юджина. Я понял, что меня смущало: они вели себя так, будто меня здесь не было. Юджина закинула кота воротником на шею и ушла в дом вслед за Мартой. Появились они нескоро, раскрасневшиеся от холодной воды. Черные косы и рыжие косы, перекинутые на грудь, картинно спускались по белой холстинке открытого платья. Напоказ мне, хотелось бы думать. Мать-природа не слишком-то заботилась о старшей: ее худые мускулистые руки были остры, плечи прямы. А руки и плечи Марты, гибкие и сильные, пели лебедиными линиями.
Пора было брать разговор с свои руки.
– Где-то, не помню уже, я слышал одну легенду и хотел бы обсудить с вами, – начал я, не сомневаясь, понятно, в согласии. Оно тут же было дано. Простодушно и с увлечением.
…События начались в месяц винограда. Глашатаи возвестили: назначить состязание на картину, изображающую высшую красоту, воплощенную в образе женщины. Картину победителя водрузят на главной площади… Ровно через год художники призывались со своими творениями на всенародный суд. Город цвел талантами, но граждане были уверены, что только один способен выполнить задачу, – старый художник по имени … допустим, Флегонт, то есть «пылающий»… Но сам он чувствовал в душе некоторый страх: он знал силу своего ученика. Его назовем – допустим, Хрисанф, то есть «златоцветный». Глашатаи еще кричали на перекрестках и рынках, а старик уже шел к городским воротам. Он шел искать по миру высшую красоту, запечатленную в женском образе.
– Холст не вешают на площади, – заметила Юджина. Младшие сестры тактично промолчали.
Я продолжил.
– Но сначала учитель зашел проститься с учеником. Они сели перед хижиной в тени виноградных лоз. Хрисанф позвал свою молодую жену. Назовем ее Агния, то есть «светлая». Она принесла им вино, сыр и виноград.
– В самом деле, – сказала Герти, – это правильно. Подождите. – Встала и ушла. Принесла миску с изюмом и цукатами.
– Художники заговорили разом. Один спросил: «Куда ты идешь?», другой: «Почему ты еще дома?»
И оба удивились. «Как куда? – переспросил учитель. – Я иду искать высшую красоту!» – «А я уж нашел ее», – сказал ученик. Сердце старика горячо забилось. «Где?» – осторожно выдохнул он, не надеясь получить правдивого ответа. «Вот она», – улыбнулся Хрисанф, переведя взгляд на Агнию. Старик закрыл и открыл глаза. Но заговорило в нем чувство учителя: «Счастлив тот, кого обнимают эти загорелые руки, кому улыбаются эти румяные уста. Но, подумай, та ли это красота, которая должна повергнуть пред собою мир?» – «Да, именно та самая», – уверенно сказал Хрисанф, и старика на минуту взяло сомнение: не обманул ли его опытный взгляд мастера, не просмотрел ли он чего в этой молоденькой женщине? Легенда, как ни странно, не говорит, что же видел старый художник. Сказано только: обыкновенная, как всякая другая. В груди учителя забился ликующий смех будущей верной победы, но лицо оставалось серьезным. Он встал и сказал, пряча лукавство: «Радуйся, ты так близко нашел то, что мне предстоит искать так далеко и долго». И ушел.
