Прямо перед нами солнце выхватывало из тени ярко-малиновые листья. Взяв Марту за руку, я расправил ее пальцы на пальцах клена. Она не сопротивлялась. Быстро перевернув лист, поцеловал ее ладонь через прохладные кленовые жилки. Не смутилась, не возмутилась, спокойно убрала руку и, похоже, собиралась продолжать спор. «Так почему же…», – сказала она – явно не о моей дерзости. Был ли это знак поощрения, или на границе такие вольные нравы, но я решил, что настала самая удобная минута, и достал из нагрудного кармана заветную коробочку. Полушепотом произнес давно заготовленные слова. Алмазная капелька вспыхнула, на красные листья посыпался павлиний блеск. Я тихо уговаривал. Вдруг ее лицо замкнулось, словно в окне погасили свет и захлопнули ставни. Коротко сказала, что пора возвращаться, нас ждут. Я понял, что путешествие кончилось плохо: я проиграл не только пари, но и доверие. Пожалуй, история обернется не только неприятным объяснением со Старым Медведем, но и прекращением знакомства.
– Марта, постойте. Я вижу, что вы огорчены, но, честное слово, не понимаю чем. Это же право поклонника – преподнести подарок в знак восхищения красотой или талантом. Почему же мне вы отказываете в таком праве?
Помня, что сестры всегда отвечают на прямой вопрос, я понадеялся на ответ и не ошибся. Остановилась, ответила.
– И огорчена, и не понимаю. Если бы вашей сестре поклонник дарил брильянты, вам бы это понравилось?
– Наверное, я постарался бы понять искренность его поступка… Особенно если бы он поспорил на ящик коньяка, скотина такая, что сестра примет подарок… Но довод подействовал. С самого начала они все отнеслись ко мне очень доверчиво – из-за дяди, конечно, – и теперь Марта колебалась: верить ли своему впечатлению или моим честным и недоумевающим глазам. Она поддавалась, оттаивала, а я втягивал ее в разговор:
– К сожалению, у меня нет сестры. Только брат, и мы не ладим. Если ошибся – простите. Но разве вам совсем ничего нельзя подарить? Мне этого хочется.
Она все-таки поверила мне, а не себе, и теперь смотрела растерянно и смущенно. Наверное, раскаивалась, что приписала мне злой умысел.
– Да, как-то неловко вышло… Но подарить? Конечно, нет. Здесь это было бы последнее дело. Для меня.
Такого ответа я непритворно не понял. Почему абсолютный запрет действует только здесь? Кстати, где – здесь? На алой полянке? «У нас на границе?»
Нельзя спрашивать, если не понимаешь, и признаваться, если не знаешь, – это правило понятно всякому, кто хочет доминировать в разговоре.
Покаянно опустив голову, я захлопнул коробку, но вновь протянул ей:
– Что ж, мне очень жаль. Тогда выбросьте эту злосчастную безделушку. – В глазах Марты метнулась тень отчаяния, о котором я только что вспоминал. – Но если не хотите даже прикоснуться, значит, приказываете, чтобы я выбросил ее сам.
Через секунду черный квадратик мелькнул бы среди красных листьев, но она перехватила мою руку. Неожиданно сильные пальцы сжали запястье, но тут же отпустили, и ладонь тихо раскрылась согласным и принимающим движением. Никакой радости от выигранного пари я не чувствовал, но иначе поступить не мог. Проводник, вновь оказавшийся рядом, ловко встал между нами – неужели подслушивал? – и остро скосил на меня свой обезьяний глаз. Мы вышли на полянку, и я понял, что история не закончилась: предстоит расправа. Не обманув догадки, Марта строго сказала:
