Делириум - страница 22

Ракета на водных крыльях вечером доставила нас в Великий Устюг.

Сейчас мало что осталось от того брошенного властями и тем прекрасного города. Современная резиденция Йоулупукки не похожа на город из параллельных миров. А ведь здесь в 1964-м перед Киром Булычёвым разверзлась земля, и он рухнул в бездну. На дне он нашёл «Марсианское зелье».

По берегу изломанной полосой текли осколки деревьев, то расступаясь, давая выход к воде городской застройке, то скрячиваясь в завалы. За рекой открывались сырые, окроплённые сливками тумана поля, очерченные вдали чёрной полосой леса. У самого берега печально стояли разорённые большевиками сахарные головы церквей старинной Дымковской слободы.

Меж хат носился фантом нашего друга Жжёного, с небес смотрел древний Перун, серые двухэтажные лабазы крушили дерево, а в центре были маленькие мы – Манчо, весь взъерошенный и заляпанный оранжевой краской, Синус – с гитарой наперевес, с подкошенными ногами, зачарованная Снорк и я, раздавленный безлюдной тайной места.

Краеведческий столбняк недолго держал нас за горло. Мы сразу почувствовали себя дома, прекрасно устроились на завалинке: открыли кильки в томате, сварили куриный супчик с буквами. Манчо гонялся с железной кружкой за совершенно невменяемой козой, а Синус ползал на карачках, вынюхивая что-то в подлеске треснутой ветлы. Нужно было срочно найти Жжёного, надвигалась ночь, мобильных телефонов не было, а Жжёный явно нас не ждал – последний раз он звонил месяц назад.

В темноте, после неудачного контакта с дюжиной аборигенов, нашли ветхую старушку. «Аlso diese Süchtigen und Sie kommt nur in der Schule, Sie lassen ohne Schuhe, das Pferd ihm unter die anhhe…»*, – почему-то ответила бабка по-немецки. «Все ясно – надо искать архитекторов в школе», – дошло до нас.

Школа стояла на отшибе тупого форума близ речки за гумном. Никакого Жжёного там не оказалось, он неделю как ретировался куда-то в Архангельск. Недаром Жжёный носил фамилию Северодвинский.

В школе жили тихие, безликие студенты первого курса. Нам они были очень рады. Мы поселились в спортивном зале, комфортно устроились на гимнастических матах. Не считая студентов, в школе людей не было. Мы этим немедленно воспользовались. Прыгали на скакалке в рекреациях, Синус пел неприличные песни на сцене актового зала, Манчо рисовал логарифмы в кабинете математики, загорали на крыше, в центре водоворота таёжных далей, внутри капкана трёх рек. Снорк забиралась на теннисный стол, дергала ногами и весело хохотала. Вдруг резко оборвалось – и Снорк исчезла. Теннисный стол её проглотил.

Ходили гулять в город. Больше всего мне запомнились остатки деревянной мостовой. Не маленький оазис, а целые улицы из железного дуба – северная Аппиева дорога*. Она, поднятая над жирной чачей чернозёма, волной, велосипедным треком на поворотах стремилась в точку в конце улицы.

Шли по Слободской к центру, через мост над Грязнухой, который делит город на Гусляр и Слободу. Мы искали Адову улицу, место, куда провалился Кир Булычёв.

Рядом с официальной пристанью была старая заброшенная. Сразу решили отпилить кусок старой пристани от берега – построить комфортабельный плот. Студенты, конечно, решили, что мы окончательно спятили.

Мы с Манчо отпилили часть настила, набранного чёрными, гнилыми досками – причалили корпус к остаткам пристани. На кривобокой палубе подняли мачту, надстройку связали шпангоутами, обозначили нос, корму, киль и капитанский мостик. Студенты пилили, рубанили, долотили, предвкушая смачное зрелище – крушение антититаника.