Доктор, делавший осмотр, сказал, что вторая беременность протекает нормально, и к лету у них с Алмазом родится ещё один ребёнок.
«Хорошо, что к лету, – радовалась Каниша, – можно договориться и сдать экзамены за третий курс до сессии». Не откажут в деканате молодой мамочке, чей щедрый муж исправно одаривает преподавателей продуктовыми пакетами.
Каниша поначалу Алмазу выговаривала, мол, ни к чему это, когда она и сама с учёбой справляется. Не отличница, конечно, но пятёрки и четвёрки в зачётке – её личная заслуга. Алмаз отмахивался: «Отстань, малышка! В наше время никто от подарка не откажется. В магазинах ноль повдоль, а я им водочки финской, рыбки норвежской, ветчинки венгерской… Думаешь, преподы святым духом питаются? Нам нужно Аллаха благодарить, что они вообще работать продолжают, а то бы присоединились к своим коллегам на рынке, а на институт замок повесили».
Прав Алмаз, всегда прав! Он про жизнь и про людей больше неё понимает. От этого и скрытничает. Про их с Амантаем бизнес из него клещами ничего не вытянешь. «Меньше знаешь, крепче спишь, малышка», – вот и весь ответ. Только как крепко спать, если у мужа то рука в гипсе, то пистолет в ящике стола обнаружится.
«Может, второй ребёнок его остепенит», – думает она разглядывая длинные, голубоватые в наступающих сумерках, тени деревьев на снегу. Ей очень хочется, чтобы Алмаз поскорей закончил со своим непонятным ей занятием – всё время выполнять чьи-то распоряжения. Бежать, лететь, ехать, срываясь в любое время суток. Ей хочется, чтобы он обзавёлся нормальной работой: кабинет, стол с креслом, машина, подчинённые. Алмаз только смеётся, когда она заводит этот разговор. Говорит, пока рано… Пока они с Амантаем накоплением капитала заняты. Только чует её сердце – будто канатоходцы в цирке, ходят муж и брат над пропастью по тонкой струнке. Чует и молчит, не решается перечить любимым мужчинам.
Ничего не поделать – время такое! Все в девяностых крутятся и рискуют. Предприятия закрываются, зарплату задерживают, в магазинах пустые полки, даже бывшие учителя, ярые поборники советской морали, ездят в Китай за товаром, переквалифицировавшись в челноков. Зато у неё дома и холодильник полон, и в нижнем ящике комода лежат приличные пачки денег.
– Ты мне пятерых роди! – шутил Алмаз. – Пусть две старшие девчонки будут, а потом троих сладеньких маленьких джигитов!
– А ничего, что я собираюсь врачом стать? – притворно возмущалась Каниша. – Когда ж я работать буду с такой оравой?
– Станешь! – уверял муж. – Дети карьере помехой не будут! Лет через пять накоплю на огромный дом и целый штат прислуги тебе найму. Будешь как ханша жить!
А братец Амантай только другу вторил:
– Давай, давай, сестрёнка! Сделай из меня счастливого дядю. Я племянников не обижу! Да и, честно сказать, чем у вас детей больше будет, тем меньше ко мне родители с женитьбой приставать станут.
– Правильно пристают – жениться пора, – возражала Каниша.
– Нет! Только после сорока, – смеялся брат. – Сначала намеченное доделать нужно. У нас с твоим мужем на ближайшие десять лет грандиозные планы.
– А любовь? – удивлялась Каниша. – Разве может человек без любви жить?
Алмаз и Амантай только переглядывались, а брат шутил, дескать, без любви прожить можно, а без денег – никак.
Ну и ладно, им виднее, уступала она мужу и старшему брату, не ей их поучать!
Ещё год назад она и мечтать не могла, что муж купит трёхкомнатную квартиру рядом с проспектом Абая. На приобретение панельных хором ушла уйма денег – целых пять тысяч долларов. Ремонт тоже встал в копеечку – почитай, ещё полтысячи улетело. Но главной достопримечательностью их нового жилья стала массивная металлическая дверь. Такие в те годы редко кто ставил. Многие соседи поглазеть приходили, шептались, дескать, у молодых богатства много, раз такую дверь установили.
