Дело было в Хмелёвке, или Деревенские рассказы - страница 4
– Здорово! – Митяй пожал Ковалёвскую ладонь сильно и уверенно, демонстрируя радость от встречи со старым другом. – Давненько. Лет пять уже, да?
– Шесть, – поправил Серый. – Но это ерунда. Наверстаем. Ты как? Насовсем?
– Нет, погостить, – покачал головой Митяй. – А ты откуда узнал, что я здесь?
Серый улыбнулся, развел руками, удивляясь недогадливости Митяя, и произнес только одно слово:
– Шурея!
Глава 3. Шурея
Когда-то давно работала в колхозе дояркой приятная с виду женщина по имени Александра Ивановна Богачёва. Дояркой она слыла неплохой, грамотами награждалась ежегодно, что позволяло колхозной ферме долгое время удерживать звание передовой и хранить в красном уголке переходящее знамя. Скотники уважительно и по-свойски именовали Богачёву Шура Ивановна, поскольку что ни говори, а сложена она была ладно, лицом красива. Один был у нее недостаток – любопытство.
Кто-то будет, возможно, утверждать, что любопытство и никакой не порок, а вовсе даже наоборот, но это как посмотреть.
Вот, скажем, надо колхозу знать закупочные цены, какие у соседних колхозов имеются, – Шура Ивановна тут же их выкладывает, глазом не моргнув. И это, конечно, колхозу на пользу. Любопытство-то Шурино к добру общему здесь приложено.
А в другой раз собрался тракторист Васька Лапин побаловаться с дояркой Настасьей на собственном Васькином сеновале. И, вроде, желание у них внезапно возникло, что никакой возможности заранее предугадать его не было ни у кого, даже у самих Васьки с Настасьей. И, вроде, сеновал на конце села, так что в тот угол не каждая собака заглядывает. Ан нет, через полчаса бежит уже с вилами к сеновалу Настасьин законный супруг Пётр в майке и семейных труселях (в чем застигло его сие несчастье) и грозится обоим голубкам всеми небесными карами. И откуда узнал, как потом его спрашивали, – так от Шуры Ивановны и узнал. И ведь не обманула! И спасибо ей, что не рогатый ходит, а всего лишь год условно схлопотал.
Целое информбюро и разведывательное управление могли бы бросить вызов этой милой женщине и с треском проиграть состязание. Источники её не были известны ни одной живой душе. И при событиях сама она обычно не присутствовала. Но ведь знала откуда-то с точностью до каждой пуговицы все подробности каждого дела раньше, чем сами участники еще успели разойтись.
Почтенный муж Шуры Ивановны был выбран ею по единственному качеству его – великому терпению. Николай Васильевич Богачёв всегда и сам при жизни затруднялся пояснить, откуда его жене известно все на свете, а потому налево не ходил во избежание и самогончиком баловался лишь в целебных целях, Шурой Ивановной даже поощряемых для пользы организма. Жил он в холе и неге, пока однажды не принял роковое для его жизни решение пойти искупаться. Уж что там случилось – одному Богу известно, только нашли его в камышах с выражением крайнего изумления на лице. Сама Шура Ивановна была твердо уверена, что в гибели ее обожаемого супруга виновны две русалки-соблазнительницы, которых она даже описывала во всех подробностях и в таких же подробностях проклинала почём свет стоит.
С тех пор можно было частенько видеть неутешную вдову вечерами на берегу деревенской речки, внимательно выслеживающую обидчиц с багром наперевес.
Деревенские мальчишки (среди которых были, конечно, и Серый с Митяем) находили в слежке за Шурой Ивановной некое наслаждение. Особенно им нравилось, когда она замечала их и начинала ругаться, и сыпать проклятьями одно замысловатее другого, и грозить им вслед багром. Отбежав подальше, они хором заводили сочиненную ими дразнилку: