Радость внутри Стиви медленно испарилась, уступив место тревоге и холодку, противно поползшему по шее. О чем говорят ее родители? О своих взглядах на современные СМИ? О том, что правительство пытается контролировать жизнь каждого американца? О мифах вокруг глобального потепления? А может, о чем-то более веселом, например, о цене на рулон туалетной бумаги? Других любимых тем у них не было.
Стиви взглянула на Нейта – тот уставился на дверь, словно оттуда вот-вот вылетит туча саранчи. Его тоже напрягало, когда родители встречаются с другими родителями. Элли устроилась на полу, почесывая ягодицу (вообще-то, она чесала не саму ягодицу, а место, где та начинается; анатомически это как бы бедро, но для всех законных намерений – ягодица).
Стиви вцепилась в спинку стула.
– Ты видел лося? – спросила она Нейта, чтобы создать хоть какое-то подобие разговора.
– Что? – не понял он, и в этом не было ничего удивительного.
Группа родителей вошла в общую комнату.
– …просто избегали платных дорог, – услышала Стиви слова отца.
Похоже, разговор шел всего лишь о том, как они добирались. Скучно, но безопасно. Затем четыре пары родительских глаз уставились на выставленную пятую точку. Спустя пару секунд Элли заняла более приличную позицию, усевшись наконец спокойно, но было поздно.
Родители Нейта никак не отреагировали, отец Стиви отвернулся, а мать скривилась в усмешке.
– Пойдемте, я покажу, как обустроила свою комнату, – поспешно сказала Стиви, увлекая родителей за руки к лестнице.
– Господи, что она на себя напялила? – громко спросила мать, когда Стиви закрыла дверь в свою комнату.
– Первый раз вижу такой… прикид, – добавил отец.
Родители Стиви придерживались стойкого убеждения, что одежда имеет прямое отношение к ценности индивидуума как человеческого существа. Поэтому, в их понимании, существовали нормальная одежда (хорошая), красивая одежда (очень хорошая) и все остальное. Элли, видимо, не вписывалась даже в последнюю категорию.
– Вам понравилось поместье? – улыбнувшись, спросила Стиви. – Тут классно, правда?
С этим трудно было поспорить, так что родители моментально переключились с обсуждения Элли на обмен восторгами по поводу зданий, фонтанов, скульптур и горных красот.
– Мы уже собираемся обратно, – сказал отец. – Ты как… устроилась?
Внезапная боль кольнула Стиви. Родители скоро уедут – она, конечно, это знала и даже ждала, но сейчас, в этот самый момент… на нее вдруг нахлынула грусть. Она нервно сглотнула.
– Ну хорошо, – сказала мать. – Где твои таблетки? Давай проверим.
Стиви выложила пластиковую аптечку.
– Так… антидепрессантов три упаковки, а вот эти – от судорог. Их принимай только в крайнем случае…
– Знаю.
– Но если тебе нужно, убедись, что…
– Мам, я знаю.
– Я знаю, что ты знаешь. И звони каждый день.
Отец крепко обнял ее.
– Все будет хорошо, – срывающимся голосом произнес он. – Звони, когда захочешь, в любое время.
Казалось, еще чуть-чуть – и отец заплачет. Ничего хуже не придумаешь. Семейство Белл не плачет. Беллы привыкли скрывать эмоции. Надо это прекратить.
– Помни, – прошептала мать ей на ухо, – ты всегда можешь вернуться домой. Мы приедем и заберем тебя.
Ее прощальное объятие означало одно: «это место для тебя чужое. Вот увидишь. Ты вернешься».
