– Бай, – успел сказать я прежде чем раздались гудки.
Ева подошла ко мне. Вздохнув она обняла меня и погладила по голове.
– Мой несчастный, – прошептала она, – ты разговаривал очень корректно. Ну не обижайся на них…это же их газета! Им лучше видно как себя преподнести…ну согласись…ну прости их!
– Если ты просишь…прощу…
– Я думаю, что после твоей публикации встанет весь рынок филателии в России…
– А зачем людей обманывать?
– Бедненький, – Ева продолжала меня гладить, – как мы людей любим…
– Прежде всего я люблю правду! – прошептал я.
– Предлагаю сходить на Красную площадь…
– Зачем? – удивился я.
– Из всех мест Москвы, только на Красной площади осознаешь, что ты в самом центре России… в ее сердце. Мне очень нравятся ее стены, памятники… там же голову Степану Разину отрубили!
– Его четвертовали…
– Тем более…потом там можно встретить артистов…художников…пошли!
– Ну хорошо, хорошо… я в принципе готов…
– Я быстро оденусь! – Ева отошла в сторону.
Через двадцать минут мы выходили из подъезда. Через пол часа были уже на Красной площади. Брусчатка, по которой был копытами конь Жукова во время парада победы в сорок пятом. Мавзолей Ленина, в который не было очереди.
Для начала мы прошлись вдоль Кремлевской стены. В ней были захоронены почти все самые видные деятели бывшей эпохи. Скорее всего и нынешние деятели окажутся в ней. Это очень символично. Это преемственность власти и место ее бытия.
– Какой серьезный Сталин, – сказала Ева, показывая на монумент над могилой бывшего вождя.
– Серьезнее некуда…, – согласился я.
Сказать по правде, стоять рядом с могилой вождя народов мне было очень неуютно. Было ощущение, что в тебя целятся из крупнокалиберного пулемета. Причем и в голову и в спину. На постаменте лежали гвоздики.
– Противоречивый человек, – сказала Ева, – и страну поднял и миллионы людей уничтожил.
– Пошли Ева, – попросил я, видя как на нас косится пожилая женщина, положившая очередной букет.
– Ходят тут разные, – прошипела женщина нам вслед, когда мы удалились, – провокаторы американские!
– Идем лучше к Минину и Пожарскому! – взмолился я.
Потратив на Красную площадь полтора часа, я с облегчением ушел с нее. Все же надо как в армии, подальше от начальства и поближе к кухне. В ЦУМ мы решили не заходить, так как из всех товаров этих бутиков мы могли себе позволить лишь носовой платок и то заплатив за него почти всю мою первую московскую выручку.
Домой мы пошли пешком. Вот ночью, мне Москва нравится больше чем днем. Тонкий ветерок овевает чресла, разгоряченные дневным маревом. Машин на дорогах гораздо меньше. Многочисленные кафешки, и прочие забегаловки манят к себе обрывками песен.
Мы взяли по стакану кофе. Я – капучино, Ева – лоте. Наслаждаясь прогулкой мы медленно шли по улицам, проспектам и бульварам. В результате мы подошли к нашему дома около двенадцати часов ночи.
– Как мне здесь нравится, – прижавшись ко мне пробурчала жена.
– Может бросить все к чертовой матери и перебраться в столицу? – выпалил я.
– Дурачек…, – усмехнулась Ева, – если мы продадим наши хоромы, то нам хватит лишь на квартирку в пригороде…
– Но нам ведь ни кто не запретит гулять по столице! Это же общие места…общие музеи…общие церкви…общая Москва – река…
– Потом поговорим…не сейчас…
– Так всегда…потом…не сейчас…а решать надо именно сейчас! Не потом, а сейчас!
– Все, все, все, – Ева вырвалась из моих объятий, – тебе нельзя волноваться… у тебя голова…
