– Не поделишься?
– Хочешь объединить в одном производстве?! – повторно ожил Юн.
– Нет, – рассмеялся Старков, – всего лишь прошу тебя «исповедаться».
– А-а-а…
И кировский «старшой» опять «умер». На разговор «наступила» короткая пауза, за которой наследовал протяжный горестный вздох.
– Ну, что тебе сказать, Лёша… «Висяк» и «глухарь» – самые подходящие слова для определения текущего состояния на текущий же момент.
– Неужели – ничего? – тоже «обрадовался» Старков.
Предваряя ответ, Юн дополнительно «обнадёжил» контрагента вторичным горестным вздохом. Этот момент «тризны» по себе и по делу завершился звуком, даже по телефону идентифицируемым как громкая совместная работа носа и носового платка.
– Ну, как тебе сказать…
– Говори, как есть!
– Ничего, кроме трупов, Семёныч. Мы даже не нашли вырезанное… э…э…э… «хозяйство».
– А что вырезали?
– Как сказано в заключении судмедэкспертизы, удалены большие и малые половые губы. Хирургическим путём.
– Хирургическим?
Лицо Старкова немедленно обзавелось «потусторонним» выражением. Он даже на несколько секунд отнял трубку от уха.
– Это интересно.
– Ничего интересного, Семёныч!
Даже по телефону было «видно», как визави на том конце провода «раздражённо махнул рукой».
– Мы сначала тоже ухватились за эту «мульку». Ну, думаем – след, какой-никакой: маньяк имеет отношение к медицине.
– Ну, и?
– Ну и ни хрена!
Злость Юна на безнадёгу уже «выходила из берегов».
– В городе – четыре клинических больницы, восемь поликлиник, чёртова уйма травмпунктов – и везде работают хирурги! И везде – не в количестве одной штуки! А ещё – медицинский институт с хирургическим факультетом, институт пластической хирургии, четыре морга с патологоанатомами, судебно-медицинский морг, бюро судмедэкспертиз…
– Ты и бюро включил?!
Старков не столько удивился, сколько насторожился: что-то чего-то в этом «чём-то» было.
– «На радостях», – усмехнулся в трубку Юн. – А потом «один знакомый дяденька» сказал мне, что список-то – неполный. Оказалось, что сюда надо включить ещё и работников мясокомбината, работающих на разделке туш, и мясников из магазинов, и их коллег из «Рыбохолодильника», и уголовный элемент, отметившийся и не отметившийся «художествами» по этой линии, и мастеров художественных промыслов: резчиков по кости, по дереву – даже по металлу! И всё это – не только по городу, но и по области!
Трубка устало вздохнула.
– Хорошо ещё, что сразу отвергли версию гастролёра, а то сколько бы ещё «счастья привалило»… Но и так, Семёныч – больше тысячи рыл! Больше тысячи – и ни на кого ровным счётом ничего! А ведь «насобачиться» так резать письки может и любой обыватель – было бы желание… в том числе, и половое.
Старков хмыкнул в трубку: хорошо закруглился визави. Но этим «радости жизни» и заканчивались.
– Но макулатуру-то собираете?
– А как же, Семёныч! – тут же ожила трубка. – Как говорится, «план по валу – вал по плану»! Работаем на объём, не щадя ни чернил, ни бумаги! Уже на третий том замахнулись! Начальство очень довольно всем… кроме результата.
Старков коротко хохотнул: даже унывая, Юн не унывал, а если и унывал, то как-то жизнерадостно, «неунывающим макаром».
– Ладно, Володя, считай, что я тебя исповедал… На дорожку – парочка махоньких вопросов: что-нибудь при осмотре нашли?
– Ничего. Ни единой бумажки, ни единой какашки. Я уже скромно молчу о следах. Никто ничего не видел, ничего не слышал. Так что с твоим… теперь уже твоим делом – полная нестыковка. Это у тебя – чёртова уйма разношерстных вещдоков, а у нас – «хрен ночевал – рано вышел». Да и работа с трупом не стыкуется: палка в дырке, передислокация из района в район…
