«Абсурд, чушь», – мотнув головой, остановил себя Иноземцев.
Дом Синей Бороды, как он окрестил хозяина, снаружи и изнутри поражал богатством. Должно быть, африканские алмазы перекочевывали в Т-скую губернию, пока мятежный генерал, облачившись в красный мундир, усыпал землю Ашанти трупами. Сколько же он провел там?
– Вы назвали господина Тимофеева Аристархом Германовичем? – вдруг удивленно воскликнул молодой человек. – Но я полагал, что еду пользовать генерала Алексея Алексеевича.
– О нет, ваше благородие! Этих двоих спутать невозможно, – спокойно возразил дворецкий.
– Родственник?
– Нет, ваше благородие, и даже не однофамилец. Мой господин на самом деле немец, из Бюловых будут-с, а матушка их – русская. Но отчего-то по молодости они решили взять фамилию супруги, первой из шести.
Иноземцев удивленно воззрился на слугу. Как есть Синяя Борода. А что же с последующими женами – он их съел?
– Женившись на крепостной Агриппине Тимофеевой пятнадцати лет, – продолжал слуга, – они отправились на службу императору Александру Первому…
– Александру Первому? – Еще более удивленный Иван Несторович остановился. – Вы путаете. Быть может, Александру Второму?
– О, наверное. – Дворецкий густо покраснел, верно, со стыда. – Какому по счету Александру не помню они отправились служить…
– Ежели Александру Первому, то вашему господину не менее ста лет, а это невозможно!
– Отчего же невозможно, ведь они живы-с, и дай им бог еще сто лет прожить, – невозмутимо ответил камердинер. И так глянул, что сердце Иноземцева похолодело.
– Наверное, все же Второму, – с дрожью в голосе сказал он как бы самому себе, словно уговаривая не пугаться и не искать во всем подвох. Но колени подогнулись, шаг стал неровным, по виску стекла тонкая струйка пота.
– Наверное, – пожал плечами слуга, – так оно и есть, ваше благородие правы. Стар я, всего не упомнишь. Только, ваше благородие, больны они очень. На вас одна надежда. Сколько здесь докторов перебывало! Один даже из самого Парижа. Только ни черта, скажу я вам, эти доктора не смыслили в медицине. Даже я кровопускание от клизмы отличаю, а те токмо носом ворочать могли да по-латыни изъясняться.
Здесь Иноземцев покраснел: у него как раз с латынью было плоховато. По-французски говорил, немецкий знал худо-бедно, а латынь никак не давалась, хоть стреляй. Они шли по бесконечной анфиладе, и звук их голосов отскакивал от мраморного пола и уносился куда-то в глубины залов. Иноземцев украдкой рассматривал светильники и высокие рамы, сплошь занавешенные алым бархатом. Только один портрет остался неприкрытым, но его он разглядеть толком не успел, Саввич как будто нарочно заторопил. Зачем было прятать картины под материей? Или это зеркала? А может, что еще?
– Значит, мы прямиком к его высокопревосходительству? – вырвалось как-то само собой.
– Не обессудьте, дорогой гость. Приказ – доставить ваше благородие тотчас по приезде.
Руки снова задрожали. Первым порывом было – возразить. Но ведь за тем и ехал, чтобы лечить старого вояку. Пришлось смириться, хоть встречаться с генералом прямо сейчас, без подготовки ох как не хотелось.
– Много, говорите, докторов п-перебывало. – Он вытер мокрый лоб платком. – А как же вы на Ларионова вышли? Барыня ваша сама в Петербург ездила…
– Так по родственным делам ездила-с. Ведь Ларионов родственником будет Аристарху Германовичу. Брат ее благородие второй супруги, покойной Марии Михайловны.
