После этого, практически валясь с ног от усталости, я спустился в гостиную и успел еще вяло подумать, не сварить ли мне кофе. Весь дом был погружен в священную тишину майской ночи, лишь откуда-то из сада доносился беспрерывный стрекот сверчка.
После всех треволнений этого дня я ощущал себя чертовски злым и усталым. Скулы выворачивало от зевоты. С закрывающимися глазами я достал из тумбочки и кинул на диван подушку, плед, рухнул сам, не имея сил даже на то, чтобы раздеться.
Пару секунд спустя я мирно спал.
С детства мне совершенно точно известно: лучший помощник в самых, казалось бы, тяжелых и безвыходных ситуациях – спокойный, мирный сон. Недаром в русских народных сказках столь часто повторяется поговорка «Утро вечера мудренее». Кроме банального отдыха сон порою дает неожиданные ответы на самые сложные вопросы.
Так было и на этот раз. Первые часы сна я находился в некой черной бездне – меня просто «выключили» для основательной подзарядки. Ближе к рассвету какая-то часть меня очнулась и, потянувшись, неторопливо направилась путешествовать в волшебном измерении сна.
Я снова был ребенком в бесконечном солнечном лете, в деревне под Тамбовом, утопающей в зелени и цветах, где жила моя любимая бабуля Варя. На этот раз мы с ней бродили по лесу, слушая пение птиц, неторопливо беседуя и собирая нереально огромные грибы с яркими шапочками.
– Аленчик ты мой, гляжу на тебя и не нарадуюсь: и ладный ты у меня, и складный, – напевно говорила баба Варя. – Всем удался: и умом, и статью. Только вот с ушками проблема.
Это неожиданное замечание про мои до сих пор вполне благополучные уши меня удивило. Остановившись на месте, я требовательно дернул бабушку за ее длинную юбку.
– Бабуля, что ты такое говоришь? Какая такая у меня проблема с ушами? – Я даже на всякий пожарный осторожно ощупал оба свои уха. – Они у меня совершенно не болят, и слышу я хорошо.
Бабуля взглянула на меня, весело подбоченясь.
– Тебе только так кажется, дорогой ты мой внучок. Слушаешь ты, может, и хорошо, а вот слышать – тут у тебя проблемы.
В следующий момент она уже сидела передо мной на пеньке и улыбалась, чуть прикрыв глаза.
– Птицы поют – услышь!
Птицы действительно пели – невероятно громко, чудесно, своим пением сплетая прекрасный рисунок мелодии.
– Я слушаю.
– А что слышишь?
На всякий случай я прислушался чуть внимательнее.
– Ну… Они поют. Щебечут… А вот сейчас дятел стучит… А вот птичка просто заливается…
Бабуля усмехнулась, покачав головой:
– Заливается щегол – он поет о своей любви, он счастлив и упоен и не слышит никого, кроме себя самого; как и все мы, пока молоды, прекрасны, беззаботны и уверены, что весь мир принадлежит нам.
Легкий жест бабули, запрещающий мне говорить, и я вынужден слушать ее без собственных комментариев. Или слышать?..
– А вот это чириканье – это голос заботы: птички желают отобедать и ищут, чем бы перекусить да птенцов своих накормить…
Несколько мгновений бабуля прислушивалась, мягкой улыбкой отмечая очередную птичью трель.
– А вот это голубиное гуканье – точно как я тебя сейчас, мать учит деток слышать ее!
Бабулины мудрые глаза – серые, почти прозрачные, в которых, кажется, сконцентрированы все улыбки мира. Она многозначительно поднимает палец, призывая меня слушать и слышать: отчетливо, словно бравый барабанщик на марше, застучал дятел, вслед ему таинственно заухал невидимый филин, надежно скрытый зеленью крон деревьев.
