Камиль отвернулся, устремляясь к машине. Которую он так и не заметил, направляясь дальше по дорожной земляной колее в сторону электричек.
– Как? – догнала я его. – Говори, как?!
Он косился мимо меня:
– А еще на следователя учишься. Сама догадаться не можешь?
И пока я изо всех сил пыталась догадаться, Камиль повернул экран телефона с входящим сообщением. Отправитель был подписан: «Серый К».
– Кирилл он или Константин?
– Ну точно не журавль… – выдохнула я.
Как сама не догадалась, что идентифицировать перо с такой скоростью мог только орнитолог с птичьей душой?
Покинув Костино, мы с Воеводиным вернулись в город на служебной машине, а Камиль предпочел добираться на электричке. В восемь вечера, на подъезде к городу, я заказала доставку еды в бюро, выбрав нам с Воеводиным салаты, тушеные овощи и морковный торт. А еще почему-то я заказала креветки, хотя они вообще не подходили под остальные блюда.
– Смеркается, – остановился Воеводин на ступеньках бюро, которое уже покинули почти все сотрудники.
Семен Михайлович сверил время по своему брегету и бросил взгляд на небо, словно мог определить его по движению облаков или солнца с точностью до секунды.
Мы расположились с ужином за деревянным столиком на веранде. И пока я жевала салат, не могла не смотреть на стеклянный купол лампы, что свисала на цепочке с потолка справа от нас.
Каждый вечер, покидая особняк Страховых, Воеводин зажигал внутри стеклянной сферы свечу, которая горела полные сутки приятным синим пламенем.
Я спрашивала на обеде в кантине Татьяну – коллегу из группы шифровальщиков Жени Дунаева: «Что за свеча?»
Она отвечала пресно и быстро, не желая вдаваться в детали:
– Да кто его разберет? Он же Воеводин! Про него и половины правды нет в той правде, которую мы о нем знаем!
– Вот, – услышали мы доносившийся из темноты голос Камиля, – статья. Вышла два месяца назад.
Камиль перепрыгнул через ограждения веранды так легко, что я сразу поняла – может, он и сутулится, может, и носит очки с белым халатом плюс перчатки из латекса, но он находится в идеальной физической форме, несмотря на свое ранение с контузией. Кто бы смог так легко перепрыгнуть на одной руке через белый заборчик, высотой с человеческий рост, да еще горизонтально сгруппироваться в узкой щели под потолком, приземляясь, как кот на мягкие лапы, не задев ни столика, ни единой тарелки?
– Вот, – повторил Смирнов, – здесь написано, что в парк «Снегири» прибыла «самая редкая птица». Балийский скворец.
Он держал монитор разбитого телефона перед лицом Воеводина. Тот забрал трубку и передал мне, я только отвернулась, толкнув телефон по поверхности стола обратно Смирнову.
– Статье два месяца, – продолжал Камиль. – Столько же, на первый взгляд, пролежали кости. Мужчину убили там. Где много птиц.
Последняя ремарка была адресована мне.
– Не там… – буркнула я, вспоминая, как держала руки в ванночке, из которой лакала Золушка.
Мои ощущения и все мое нутро орало (приятно), что Камиль ошибается.
– Я дам распоряжение проверить, – достал свой телефон Воеводин, – есть ли в парке «Снегири» ленточная пила, экзотический скворец и не было ли чего странного.
Пока говорил, он поджег свечу с синим пламенем.
– Вы не боитесь спалить особняк? – поинтересовалась я у Воеводина, помня, что здание выстроено преимущественно из дерева.
– Прикоснись к огню, – двинул Воеводин седыми усами, из-за густоты которых вкупе с бровями и не разберешь – улыбается он или хмурится.
