– Я… я… думал, потом…
– А потом ствол с хвостом! – прорычала Марта. – С мокрым! Ты думал, из твоей пушки пули не вылетают?! Думал, растворится волына в киселе?! Нет, мой дорогой. Подберет пистоль шаловливая ручонка и повесит на тебя пару жмуриков.
– Боже, – простонал Гольдман и закрыл лицо руками. Сам себе он напоминал узника, которому обещали помилование, но потом сколотили под окнами виселицу. – Что же делать, Марта?!
– Сидеть и думать, – жестко приказала Марта. – Но быстро, пока Вова от потери крови не умер.
Борис Аркадьевич обернулся, глянул на Гудвина, сморщился от его жалкого вида и проскулил:
– Вова, она нас действительно убить хочет?
Гудвин изобразил гримасу – сам видишь, – и откинул голову на спинку кресла, на светло-бежевой кожаной обивке которого уже расплывалось подтеками огромное красно-бордовое пятно.
– Обрати внимание, Боря, – едко попросила Марта, – рана у Вовы в левой половине груди. Еще бы чуть-чуть… – Домино звонко щелкнула пальцами, – и венок герою…
– Спасибо, Володя, – выдавил Гольдман.
– Спасибо, не красиво, – пробормотала Домино. Разговор затягивался, а Борис Аркадьевич все не подходил к главному – к мольбам о помощи.
Прикурив тонкую длинную сигарету, Домино увеличила темп: – Как быстро, Боря, ты сможешь уехать за границу? Сейчас сможешь?
Борис Аркадьевич кивнул автоматически, потом вспомнил что-то и чуть не завыл в голос – возвращение в Женеву было невозможно. Позор, презрение и возможное лишение наследства ждали Бориса Аркадьевича в Швейцарии.
«Проняло», – догадалась Домино.
– Что делать, Марта? – прошептал Гольдман. – Ты знаешь?
– Да. Я знаю, – отчеканила женщина.
– Что?
– Подлость. – То, что Домино приготовила Гольдману, называлось именно этим словом, и, ломая бизнесмена, Домино не собиралась золотить пилюлю. Борис должен четко понимать, на что решается.
– Какую, Марта?
– Невероятную, жестокую подлость, – спокойно произнесла Марта. – Девчонку придется убрать…
– Как?! Убить?!
Домино усмехнулась:
– Можешь и убить. Но это без меня…
Закончить Марта не успела. Правая рука Гудвина со стуком упала на ковер. В глубоком обмороке Вова безжизненно растекся по бежевой коже кресла.
«Черт, не выдержал!» – ругнулась Марта и четко приказала Борису:
– Спускайся во двор. Там должна стоять машина. За рулем какой-то парень, отзывается на Чалый. Он привез Гудвина. Скажи, чтобы поднимался, перенесете Вову в машину.
На подгибающихся ногах, как мог быстро, Гольдман выкатился из квартиры, но вдруг вернулся и, выпучив глаза, спросил:
– А куда… Вову?
– В больницу, идиот! – гаркнула Марта и вытолкнула любовника за дверь.
На счастье Бориса Аркадьевича, Чалый оказался здоровым бугаем, он без усилий взвалил Вову на плечо и только на пороге поинтересовался:
– В какую больницу?
– В шестую, она ближе.
Закрыв за Чалым дверь, Марта вернулась в комнату и прошептала:
– Молись, Боря, чтобы Гудвин живым доехал. Иначе… тебя ничто не спасет. Стреляли в Вову из твоего пистолета.
Пока хозяйки не было, Борис Аркадьевич пытался налить коньяк в ее фужер, но руки тряслись, жидкость растекалась по толстым пальцам, не попадала в фужер, и, плюнув на приличия, Гольдман присосался к горлышку бутылки.
– Дай сюда, – брезгливо прошипела Марта и отняла коньяк. – Ты мне трезвый нужен.
– Для чего? – трусливо проблеял Борис Аркадьевич.
– Слушать. – Марта толкнула Гольдмана на диван. – Сейчас я представлю тебе расклад, а ты выберешь – устраивает он тебя или нет.
