– В том-то все дело, – бормотал он. – Вдова Леруж знала тайну, которую какие-то богатые и высокопоставленные люди очень хотели бы скрыть. Она держала их в руках – вот источник её доходов. Шантажировала их, но, видать, перегнула палку, и они её убрали. Но что это за тайна и откуда она её знала? Возможно, в молодости она служила в богатом доме. И там увидела, услышала или подметила что-то. Что? Очевидно, в этом замешана женщина. Быть может, вдова была соучастницей любовных приключений своей хозяйки? Почему бы и нет? В таком случае дело усложняется. Нужно отыскать не только эту женщину, но и её любовника – ведь он-то и нанёс смертельный удар. Если я не ошибаюсь, этот человек из дворян. Буржуа – тот просто нанял бы убийц. Этот же не отступил, совершил убийство сам, обойдясь, таким образом, без болтливых или глупых сообщников. Человек этот – крепкий орешек. Он дерзок и хладнокровен: убийство исполнено превосходно. Малый не оставил никаких более или менее серьёзных следов. Без меня Жевроль уверовал бы в ограбление и все завёл бы в тупик. На счастье, неподалёку оказался я… Нет, нет, – продолжал размышлять сыщик. – Все не так. Тут не просто любовная интрига, тут хуже. Супружеская неверность! Да нет, слишком много времени прошло…
Папаша Табаре вошёл в парадную дома. Привратник, сидевший у окна своей каморки, увидел его в свете газового рожка.
– Смотри-ка, – сказал он, – хозяин вернулся.
– Сдаётся мне, – отозвалась его жена, – нынче вечером его прелестница не пустила его на порог: вид у него удручённый, как никогда.
– Стыд и срам! – высказал суждение привратник. – Экий он растерзанный да помятый. Вот до чего довели его красотки! В один прекрасный день наденут на него смирительную рубашку и упрячут в сумасшедший дом.
– Гляди, гляди! Торчит столбом! – воскликнула жена.
Почтённый господин Табаре стоял без шляпы и, жестикулируя, бормотал:
– Нет, нить я ещё пока не поймал… Уже тепло, но это не то.
Он поднялся по лестнице и позвонил, забыв, что в кармане у него ключ, подходящий ко всем дверям в доме. Отворила экономка Манетта.
– Это вы? Так поздно!
– А? Что? – встрепенулся папаша Табаре.
– Я говорю, уже половина девятого, – отвечала экономка. – Я уж думала, вы сегодня не вернётесь. Вы хоть обедали?
– Ещё нет.
– Хорошо, что я держала обед на плите, можете садиться за стол.
Папаша Табаре сел и налил себе супу, однако тут же задумался и замер с ложкой в руке, поражённый только что пришедшей мыслью.
«Ей-ей, у него не все дома, – подумала экономка. – Сидит дурак дураком. И то сказать, разве человек в своём уме станет вести такую жизнь?»
Она коснулась его плеча и крикнула, точно глухому:
– Что же вы не едите? Вы не голодны?
– Голоден, голоден, – забормотал папаша Табаре, машинально стремясь избавиться от голоса, гудевшего у него над ухом, – я хочу есть, потому что с утра мне пришлось…
Он вдруг замолк, да так и остался сидеть с открытым ртом; взор его блуждал в пространстве.
– Что пришлось?.. – переспросила Манетта.
– Разрази меня гром! – завопил старик, воздев сжатые кулаки к потолку. – Нашёл, разрази меня гром!
Его жест был столь внезапным и стремительным, что экономка несколько струсила и попятилась к двери.
– Ну разумеется, – продолжал папаша Табаре. – Какие тут сомнения? У них был ребёнок!
Манетта поспешно приблизилась и спросила:
– Ребёнок?
Тут старик вдруг заметил, что служанка все слышит.
