Перед демонстрацией очередного американского боевика он вышел на сцену и объявил «господам зрителям», будто бы «спецобъект» на самом-то деле строительство алешкинской атомной электростанции! Следовательно, через несколько месяцев все жители деревни превратятся в мутантов с непредсказуемым количеством конечностей, а мужчины вдобавок лишатся всех своих потенциальных возможностей.
Наутро человек двадцать алешкинцев, в основном кормящие матери, пенсионеры и мужики, давно утратившие все мыслимые возможности в результате беспробудного пьянства, загородили дорогу военным строителям. Над головами они держали несколько торопливо и орфографически небезукоризненно сработанных плакатов:
АЛЕШКИНО – БЕЗЪЯДЕРНАЯ ЗОНА!
Строители поколебались и на всякий случай вызвали по рации начальство – генерала Калманова. Он примчался часа через полтора на своем бронетранспортере, который был настолько обляпан грязью, что напоминал куриную ножку в соусе «сациви». Вместе с ним приехали два здоровенных спецнацгвардейца из дивизии «Россомон», вооруженные укороченными десантными автоматами.
– Значит, демонстрируете? – строго осведомился генерал.
– Да! И ляжем здесь под ваши проклятые экскаваторы! – задыхаясь от свободолюбия, крикнул Второе и махнул рукой. – АЭС не пройдет!
Поупражнявшиеся вечор в клубе, алешкинцы довольно слаженно подхватили:
– АЭС не прой-дет! АЭС не пройдет!
– У вас тут не то что АЭС, даже вездеход не пройдет, – хмуро отозвался генерал. – А при чем тут АЭС?
И тогда деревенские, перебивая и отталкивая друг друга, заголосили про мутантов с конечностями, про утрату самого заветного, про рентгены, реакторы, радиацию и многое другое, имеющее непосредственное отношение к атомной энергетике. Генерал поначалу слушал, играя желваками, потом посветлел лицом и наконец просто расхохотался:
– Да ведь мы у вас не АЭС строим!
– А что же в таком случае? – ядовито полюбопытствовал Второе.
– Демгородок.
– Что-о? – изумились демонстранты.
– Дем-го-ро-док.
– А сам-то ты кто будешь?
– Я генерал Калманов, комендант… Толпа, заступившая путь атомной угрозе, колебнулась и чуть приспустила плакаты.
– Так бы сразу и объявили! Что ж людей зря заблуждать! – крикнула одна очень уважаемая деревенская старушка, вдова незапамятного колхозного председателя, скончавшегося в начале шестидесятых прямо на заседании бюро райкома партии.
– А у меня сестра замужем возле Академгородка живет! – подхватила иная старушка. – Люди там аккуратные и снабжение хорошее!
– Господа, господа, не верьте – он нагло лжет… – вскричал Второе, но пал, сраженный оплеухой крепкого еще пенсионера, у которого он некогда всех внучат записал в гэкачеписты.
– В общем, расходитесь! – приказал генерал и, подумав, спросил: – А другой дорогой к станции проехать можно?
Демонстранты, все еще держа плакаты, но уже горячо симпатизируя коменданту, хором начали объяснять, что на первой развилке нужно повернуть налево, у бугра, где в войну был немецкий ДОТ, – направо, а уж потом двигаться прямо в обход…
Генерал пожал плечами и указал пальцем на поднявшегося с земли Второва:
– Этот дорогу знает?
– А как же! – закивали алешкинцы. – Все время нам разную американскую дрянь из города возит! Никакого тебе русского кино не покажет.
– Знает – скажет, – молвил комендант и еле заметно дернул щекой, но приехавшие с ним спецнацгвардейцы поняли эту мимическую судорогу как вполне конкретный приказ. Они схватили Второва, только и успевшего пискнуть «Про…», и, словно мешок с картошкой, метнули его внутрь бронетранспортера.
