Демократия и декаданс медиа - страница 18

Сравнение наших времен с эпохой Людовика XVI, конечно, слишком вольное; однако трудно сомневаться в том, что в современных обществах, насыщенных медиа, частная жизнь становится все менее частной. Правительственные агентства создают системы сетевой фильтрации контента; устанавливают секретные приборы наблюдения, анализирующие интернет-трафик; накапливают горы данных и участвуют в широкомасштабных программах интеллектуального анализа жизни граждан; отслеживают точное месторасположение частных лиц с точностью до секунды, используя новейшие техники, известные под названием «трилатерации». В то же время цифровые идентичности частных лиц изучаются и отслеживаются компаниями. Личные данные – больший бизнес. Набирают обороты техники «захвата данных». Мы живем в экономике слежения, в которой компании – брокеры данных и торговцы информацией собирают, а затем продают другим компаниям, в том числе рекламным, сотни и тысячи детализированных сведений о потребительских паттернах, расовой и этнической идентичности, проблемах со здоровьем, социальных сетях и финансовых обстоятельствах большинства людей, заходящих в Интернет. В то же время дешевые и удобные методы воспроизведения информации и доступа к портативным сетевым инструментам коммуникации определяют эпоху медийного гиперпокрытия, в которой мы теперь живем. Все происходящее в кулуарах власти, начиная со спальни и ванны и заканчивая советами директоров и полями сражений, – все это моментально подхватывается медиа. Одним щелчком переключателя или нажатием кнопки на камере мир приватного внезапно становится публичным. Немедиатизированная приватность осталась в прошлом.

Это времена, когда частная жизнь знаменитостей – их любовные истории, вечеринки, здоровье, ссоры и разводы – становится предметом интереса и фантазий миллионов людей.

Благодаря таким жанрам, как Twitter, телевизионные ток-шоу и радиопередачи, на которые звонят слушатели, мы наблюдаем бесконечную процессию «обычных людей», которые публично обсуждают то, что волнует лично их или, напротив, оставляет их безучастными. Мы живем во времена, когда миллионы людей считают, что могут совершенно свободно говорить о своих частных страхах, фантазиях, надеждах и ожиданиях, действуя так, словно они – знаменитости, выставляющие свои личные душевные переживания в Facebook. Мы живем в эпоху, когда вещи, сделанные «в частном порядке», становятся громкими публичными историями. Сегодня на так называемом реалити-телевидении плановую послеобеденную программу могут прервать, чтобы показать нам вооруженного озлобленного человека: он взял заложника, он направляет пистолет на самого себя, стреляет в полицейских – и все это в прямом эфире, который ведут с новостного вертолета или передвижной телевизионной станции. Бывают моменты, когда граждане делают то же самое самостоятельно, как, например, было с женщиной, которая выкрикивала расистские комментарии в битком набитом лондонском трамвае, и ее засняли, а потом выложили ролик в сеть. После того как ролик с ней стал в Twitter вирусным, его за неделю посмотрело около 10 млн зрителей. Это времена, когда то, что раньше обходилось молчанием, например совращение детей священниками Римской католической церкви, выставляется газетами и другими медиа на всеобщее обозрение – не без помощи жертв, которым удается получить подробную информацию о своих мучителях, иногда совершенно случайно, благодаря новым средствам коммуникации. Наш век – это эпоха, когда приватно снятые кадры доказывают, что солдаты в зонах военных действий стреляли по своим, пытали пленных, лишали невинных гражданских лиц жизни, насиловали женщин и запугивали детей.