Демон, которого ты знаешь - страница 12

Я даже толком не понимала, чего хочу добиться от Тони в первый день общения – не говоря уже о том, как построить работу с ним. Как мы, собственно, узнаем, стало ли ему лучше? И что это «лучше» будет означать для человека, который получил три пожизненных заключения и вряд ли когда-нибудь выйдет на свободу, – разве что когда совсем состарится? Меня также мучили угрызения совести по поводу того, что я буду «практиковаться» на другом человеке, его сознании ради того, чтобы повысить свой уровень знаний и квалификацию. Если те методы лечения, которые я собиралась предложить пациенту, окажутся для него бесполезными, но принесут некие дивиденды мне, не будет ли это означать, что я, по сути, веду себя так же жестоко и эгоистично, как мой подопечный? На всякий случай я напомнила себе, что у него, вероятно, была какая-то цель, когда он потребовал, чтобы его лечили, и мне предстояло выяснить, какая именно, – даже если пациент будет стараться это скрыть. Обман – характернейшая черта психопатии, серьезного психического расстройства личности, которое, как мне было известно, часто ассоциируется с серийными убийцами. Я понимала, что Тони, вполне возможно, требовал лечения только потому, что хотел чем-то заполнить пустоту и скрасить скуку своего времяпрепровождения. «Если это так, – эгоистично думала я, – общение с ним немногому меня научит». Возможно, с моей стороны было глупостью взяться за работу с ним, но теперь слишком поздно давать задний ход. Боковым зрением, буквально краем глаза, я увидела через прозрачную часть двери, сделанную из сверхпрочного стекла, что к ней приближается какой-то мужчина, сопровождаемый санитаром. Итак, пришло время начинать.

– Мистер Экс? Доброе утро. Я доктор Эдсхед, спасибо что решили…

– Тони, – перебил меня пациент хриплым голосом.

Это было несколько грубовато. В голосе больного, как мне показалось, прозвучали нотки беспокойства. Он позволил проводить себя к стулу у окна, после чего опустился на него и устроился в удобной позе, избегая зрительного контакта со мной. Когда человек избегает вcтречаться с другими людьми взглядом, это помогает ему снять напряжение в первые секунды знакомства. Я ни от кого не жду в такие моменты взгляда прямо в глаза. Но в то же время я знала, что Тони, до того как его осудили, работал официантом, а значит, ему часто приходилось встречаться взглядом с незнакомцами. У меня невольно мелькнула мысль о том, удавалось ли ему собирать с клиентов хорошие чаевые. Был ли он любезен с ними? А со своими жертвами? Я понимала, что, общаясь со мной, он, возможно, попытается пустить в ход все свое обаяние.

Я начала с рассказа об основных принципах психотерапии, проводимой в лечебных учреждениях строгого режима. Главным из них был принцип, согласно которому пациент может рассчитывать на конфиденциальность общения между ним и врачом. Однако инструкция строжайше предписывала, что в том случае, если пациент расскажет мне нечто такое, что таит в себе риск для него самого или для других, я должна поделиться этой информацией с сотрудниками, ухаживающими за пациентами и контактирующими с ним. Моя работа с Тони должна была стать частью общего процесса ухода и лечения, которые осуществляли сотрудники больницы. Предполагалось, что я буду чем-то вроде связующего звена между работниками больницы, регулярно общающимися с Тони, – санитарами и медсестрами, психологом, проводящим сеансы групповой терапии, а также психиатром, осуществляющим общий надзор за процессом его лечения. Такая система должна была обеспечить безопасность и непрерывность процесса. Я сообщила Тони, что наша с ним встреча продлится пятьдесят минут и нам придется придерживаться этого правила всякий раз, когда мы будем общаться.