Остальные? Я не знал. Отряды были разбросаны, завалы полные. Шанса на спасение – никакого.
И тут я вспомнил.
Разговор. Случайный. Старик, ещё в лагере, рассказывал – вполголоса, как сказку, – что под городом есть лабиринт пещер. Старая система тоннелей, оставшаяся ещё от древних времён. Говорят, они могут привести к поверхности. Или – к другой части Империи. Или – в саму пустоту. Никто не знал точно.
Но тогда это казалось мифом.
А сейчас – единственным шансом.
Я встал над телом мёртвого охранника. Постоял. Подумал, можно ли ждать кого-то. Стоит ли верить, что кто-то придёт.
Нет. Не придёт.
«Если я останусь – я сгнию здесь. Как он. Как те, что не выбрались».
Но если уйду… Я хоть попробую.
Пальцы сжались в кулаки. Я взглянул в темноту – в один из боковых ходов, откуда тянуло свежим сквозняком. Там могла быть смерть. Мог быть выход.
Я выбрал второе.
Шагнул. Один раз. Потом второй. С каждым шагом – чувство, будто оставляю за спиной что-то важное. Живых. Мёртвых. Себя.
Но идти было нужно.
«Может быть, где-то там – есть воздух. Есть свет. Есть Яна. Есть ребёнок. Есть будущее».
И я пошёл.
Прямо из того бокового прохода, что едва не шептал мне: «вернись». Каменные стены были влажные, покрыты лишайником. Пахло плесенью и старым железом. Лампа мерцала, а потом – потухла окончательно.
Темнота оказалась не просто тьмой, а чем-то большим. Густым. Живым. Она давила со всех сторон, как будто пещера знала, что я внутри, и медленно сомкнулась вокруг. Казалось, воздух стал плотнее.
Я шёл наощупь, касаясь стены пальцами. Иногда пальцы натыкались на шероховатость. Иногда – на что-то мягкое, словно плесень. Иногда… лучше было не знать.
Ноги скользили. Однажды я ударился лбом о свод. Второй раз – плечом об угол. С каждой минутой дыхание становилось тяжелей. Пространство сжималось. Стены будто шептали, стягивались всё ближе. Я знал, что если не продолжу двигаться – сойду с ума.
Клаустрофобия – мерзкое слово. Но именно оно подходило. Я чувствовал, как грудь словно сжимает кольцо, а в голове пульсирует одна мысль: «Здесь и умрёшь. Здесь и останешься».
Я начал бормотать что-то сам себе. Слова не имели значения. Просто чтобы не быть одному. Хоть на слух.
«Они ведь не придут. Никто не придёт».
Яна. Ребёнок. Я не мог даже представить их лица – память отказывалась рисовать образы. Стало страшно. Потому что я не знал, ради кого теперь иду.
И вдруг – коридор кончился.
Передо мной – зал. Неестественно высокий, как колокол из камня. Я вошёл внутрь и встал – как вкопанный.
Здесь пахло иначе. Не сыростью и плесенью, а… озоном, как после грозы. И чем-то ещё – металлическим, медным.
Я провёл рукой по стене. Камень был… гладким. Отполированным. Почти зеркальным. Когда я обернулся – под ногами засветились тонкие прожилки. Свет пробежал по полу, как рой светлячков. Словно реагировал на присутствие.
Это был не просто старый туннель. Это была технология.
Я двинулся вперёд, осторожно. Стены начинали светиться сами – слабо, но достаточно, чтобы увидеть: это не руины. Это инфраструктура.
В нишах стояли конструкции – стеклянные капсулы, механизмы без рычагов. Я не знал, что они делают. Но они были не мертвы. Просто спали.
И тогда, сквозь панику, появилось удивление. Почти благоговейное. Открытие. Передо мной был не просто путь к выживанию – а свидетельство чего-то большего.
«Кто они были»?
«Куда ушли»?
«Почему мы ничего о них не знали»?
