– Мо Усянь! – воскликнула она с ненавистью, как будто именно он был причиной всех бед. Глаза ее сверкнули, словно они могли сжигать.
Служанка сделала шаг вперёд, её чёрные глаза сверкнули яростью. В тот момент, когда она достигла его, кажется, весь мир вокруг замер, а время остановилось. Её рука стремительно потянулась к маленькому столу, на котором лежал ножик. Служанка, не говоря ни слова, с яростью положила его к маленькой ладошке Мо.
– Это всё ты! Все мертвы, и ты виноват в этом! – прошипела она, смотря на ребёнка безумным взглядом.
Мо ощутил, как холодная сталь коснулась его кожи – морозный, резкий, и в тот же момент, когда сильная боль ударила, он не смог подавить крик. Нож остался в его руке, оставляя за собой след, пронизывающий его плоть. Кровь хлынула из раны, яркая, как алая лента, стекающая вдоль его пальца, где только что не было ничего. Служанка же, стоя перед ним с удивительной жестокостью, не желала отвести взгляд. В её серебристых глазах можно было увидеть искры огня, за которыми скрывались волны бездны – глубокой, холодной, неумолимой.
Теперь, его маленькие руки потирали друг о друга, пытаясь прекратить кровь, а колени дрожали от страха, когда он отошёл в угол флигеля, где свет только едва пробивался через узкие окна, и немного приоткрытую дверь. Ему казалось, что стены этой комнаты, ранее привычные и уютные, сжались, точно желая поглотить его целиком. Он опустился на пол и множество раз начал повторять:
– Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите…
Мо Синьшэ произносил это всё тише, когда он наконец-то смог немного отдышаться, то поднял взгляд на служанку. Женщина чуть наклонилась к Мо, прижала лезвие к своей нежной шеи, её рука дрожала, а лицо отразило мгновение нерешительности, но не прошло и мгновения, как это выражение было затерто беспощадным решением. Невольно Мо Синьшэ закрыл глаза, словно надеясь, что это всего лишь кошмар, что он проснётся и всё забудется. Но когда он вновь открыл их, мир вокруг него не изменился.
Женщина закрыла глаза и, словно прощаясь с чем-то, глубоко вдохнула, а затем с сильным, резким движением провела ножом по горлу. В тот же момент кровь хлынула из её раны, роскошным и ужасным фонтаном, заливая пол вокруг неё. Мо замер, его сердце остановилось, он не знал, что делать и как реагировать на ужасающее представление, разыгрывающееся прямо перед ним. Его маленькие губы всё ещё шептали: « – Простите, простите…», но теперь, с каждым новым повторением, в голосе его звучал не только страх, но и ужас, замешанный на полной растерянности. Он не мог осознать, как начать спрашивать, почему, зачем и как могло всё это произойти. И, в то время как служанка падала на пол, ее тело медленно теряло жизнь, Мо остался непонимающим, по-прежнему прижмуривая свои глаза, полные слёз.
Так продолжалось на протяжении пяти дней. Мальчик просто сидел в кровавом флигеле, лишь изредка выходя оттуда, чтобы найти что-нибудь перекусить. Синьшэ боялся выходить – всегда когда он это делал, то видел мёртвые тела заснувших друзей.
Мо сидел на холодном полу и пялил в одну точку. Вокруг него царила гробовая тишина, лишь изредка доносился шум ветра, пробирающегося в щели между старыми досками. Каждое утро он просыпался с теми же мыслями, мешающими его нехитрой детской жизни. Каждый звук, каждая тень в углу, каждый шорох, казалось, окутывал его мрачным покровом воспоминаний, что заставлял его биться в тихой истерике.
