Ненавижу!
Ненавижу!!
Ненавижу!!!
Алиса остановилась лишь тогда, когда уже не смогла поднять руки. Костяшки пальцев были не просто сбиты, они превратились в кровавое месиво. Предплечья до локтей пульсировали болью, щеки горели от непривычных соленых слез. Алиса обхватила грушу, прижалась к ней лбом и едва ли не впервые в жизни позволила себе заплакать. Затем оттолкнула грушу от себя, легла на пол, уставилась невидящим взглядом в потолок. Руки продолжали болеть, но слезы уже не катились по щекам, а в груди стало чуть больше места. Алиса снова начала чувствовать себя живым человеком, а не раздавленным бетонной плитой пятном.
Когда она в последний раз плакала? Должно быть, лет в восемь, когда только-только оказалась в интернате. Она тогда говорила всем, что мама ее вот-вот заберет обратно, а другие дети жестоко смеялись и объясняли, что никто ее не заберет. В какой-то момент Алиса и сама поняла это. И тогда она пообещала себе, что никогда не сдастся. Будет счастлива вопреки всему.
Она не имеет права сдаваться сейчас. Она должна той восьмилетней девочке. Это ее жизнь. И она никому не позволит себя сломать.
Оттолкнувшись от пола, Алиса встала. Повернула зеркало, обычно висящее отражающей стороной к стене, взглянула на себя. Лицо опухло, перемазано слезами и кровью. Но глаза снова горят. Пусть и выглядят крайне устало. Алиса не спала уже больше двух суток, это объяснимо.
Быстро ополоснувшись в душе, Алиса зашла в столовую. За то время, что она провела в спортзале, Леон успел вытащить из холодильника кое-какую еду, оставленную заботливой Тамарой Ильиничной, и приготовить два стакана с чем-то зеленым, напоминающим не то густой сок, не то кашу.
– Возьми, – один стакан он подтолкнул к Алисе.
– Что это? – спросила та.
– Зеленый смузи. Тебе надо восстановить силы. – Леон проследил за взглядом Алисы, которым она смотрела на его стакан, пояснил: – А мне протрезветь.
Алиса взяла странную смесь, принюхалась.
– Он зеленый, потому что там сельдерей или вода из болота?
Леон хмыкнул.
– Я бы не стал травить тебя водой из болота.
– Я нужна тебе здоровая? – не удержалась Алиса. – Иначе ритуал не пройдет?
Леон проигнорировал ее слова.
– Там банан, шпинат и апельсиновый сок. Ну и еще кое-что из секретных ингредиентов, но поверь, у меня нет надобности причинять тебе вред.
Алиса отхлебнула из стакана. На вкус смузи был полная дрянь, но она допила до конца. И лишь тогда почувствовала, как голодна. Когда она ела в последний раз? Кажется, еще позавчера…
– Зачем ты уволил всех? – спросила она, впиваясь зубами в бутерброд с ветчиной.
– Тебя это не касается, – последовал ответ.
Леон, в отличие от нее, пил свой напиток потихоньку, маленькими глотками. На Алису смотрел равнодушно, говорил спокойно. Алиса разглядывала его и не узнавала. Это был совершенно не тот Леон, которого она знала. Не тот, что спорил с Антоном из-за нее, что дарил ей карандаши. Не тот, что, рискуя собой, искал Мирославу в снежном лесу.
Теперь он настоящий, догадалась Алиса. Именно такой, каким был всегда, пока я не появилась в его доме. Пока ему не понадобилось влюбить меня в себя. Влюбилась бы я в этого страшного, циничного колдуна? Если и влюбилась бы, то явно не так быстро. А у него не было времени.
Алиса могла бы увидеть подвох еще давно. Ведь она знала о влиянии души на характер и чувства человека. Знала, что души у Леона нет. Он сам сказал ей. У него нет души, а потому едва ли он может что-то чувствовать. Холодное равнодушие, арктическое спокойствие – вот настоящий Леон Волков.
