– Привет, – раздался женский голос рядом. – Скорбное место. Сама тут все время чуть не плачу.
Ада быстро вытерла глаза. Рядом с ней стояла… Девушка? Женщина? Возраст трудно было определить. Изумрудное платье-футляр с золотой брошью у сердца. Волосы уложены в высокую прическу.
– Не знаю, что на меня нашло. – Ада попыталась сказать это тоном, полным недоумения.
– Здесь на всех что-то находит. Мемориальная гостиная. Все равно что кладбище. Кстати, меня зовут Анжелин, Анж.
– Ада.
– Пойдем. Все, наверное, уже собрались на террасе.
* * *
Ада растерялась, когда увидела террасу Дома Гильяно. Круги накрытых столов, ветер перебирает складки скатертей, как струны арфы. Звон посуды вплетается в пчелиный гул застольных разговоров. Элен махнула ей рукой. И Ада присоединилась к ней и Марку. Столы были накрыты на пять персон, но они сидели втроем.
Кофе оказался отвратительным. Горьким, с ощутимым привкусом гнили. А ведь ни за что не скажешь, пока не попробуешь. Когда его наливали из фарфорового кофейника в чашку, благоухал, как напиток королей. На вкус – помои. Капучино у них не подавали. Пришлось кинуть в чашку три куска сахара и залить это безобразие молоком.
– Чай пить безопаснее, – пододвинул к ней чашку Марк. Чай был хорош: свежий, цейлонский, крепкий, отличная альтернатива ужасному кофе. – Кофе у них местного сорта «либерика», – объяснил он. – Во всем мире его и за кофе не считают, технический сорт, добавляют в смеси для аромата.
– Представляете, у меня пропали все зеркала, – поделилась новостью Ада. – Маленькое, из косметички, и даже из пудреницы!
– Наверное, при перелете в багаже разбились, – безмятежно предположила Элен.
– Но тогда остались бы осколки. Вы бы видели зеркало в моей спальне – пустая рама! А в ванной – лист металла!
– Лично я нашла элементы интерьера весьма оригинальными, – пожала плечами Элен. – Под старину.
Ада сразу поняла, кто на террасе дон Гильяно: оплывший, грузный мужчина за центральным столом, смотрит из-под седых бровей, как будто готов сердце из тебя вынуть. С ним старались не встречаться взглядом. Все делали вид, будто его и нет. На самом деле, старались вести себя так, чтобы не вызвать его неудовольствия. Террасу он покидал последним.
Дона Гильяно можно было увидеть еще и вечером. Весь день он проводил в своем рабочем кабинете в той башне, что возвышалась над фасадом. Вечером дон присоединялся к обществу около половины восьмого. Ужин по колониальной привычке называли обедом. С пяти пили коктейли.
17.15 – час коктейлей, как записано в Кодексе Гильяно.
Пили коктейли и наблюдали закат. В начале седьмого солнце закатывалось быстро, как золотой в карман. В небе повисали раскаленные докрасна гамаки. Они сочились кровью, и кровь неспешно заливала весь горизонт. Ада никогда не видела подобного заката. Честно признаться, до Ашера она редко обращала внимание на то, как садится солнце. Разве что заметишь, как в окнах мелькнул оранжевый луч. Стемнеет – включишь свет, вот и все. Здесь же люди салютовали уходящему солнцу, они провожали его, как в последний путь. И все знали, что дон Гильяно наблюдает за закатом из своего кабинета.
После заката старались без нужды не выходить из Дома. А уж тем более не подходили к воде. Ужинали шумно и всегда в столовой. Дон Гильяно – во главе стола. Это за завтраком каждая семья, каждая группа жила сама по себе, за ужином все были вместе. И разрешалось садиться куда угодно. Не было правил. И ты не выбирал себе место раз и навсегда, как на террасе. Ты мог сесть по правую руку дона Гильяно, мог – по левую. Можно было занять место в самом конце стола или посередине. Был шанс познакомиться с новыми людьми, поболтать на разные темы, посмеяться новым шуткам. Аде понравилось это время.
