– Я не учитель. – ответил путник, перекладывая котомку с рыбой с одного плеча не другое.
– Учитель! Вы же Менкаугор, вы мой учитель обучивший меня грамоте и, вообще, всему! Вы почему в таком виде? Вы почему пешком?
– В каком виде? – остановился наконец Менкаугор.
– Извините. – стушевался писец.
– Так в каком я виде?
– Ну, неужели из средств храма Хнума вам не могли выделить осла? Вы почему пешком идете!
– У храма Хнума нет таких средств.
– Да что за чушь! Как это нет! Ведь вы жрец высшей категории, должный носить белые одежды и леопардовую шкуру поверху. Где? Где леопардовая шкура?
– Сын мой, я давно уже не высший жрец и давно уж не учитель.
– Но почему?!
– Я сложил сан.
– Вы? Вы, лучший учитель, слова которого я помню до сих пор.
– Не похоже.
– Почему же вы ушли. – вопрошал писец не услышав последней фразы жреца.
– Учить мне стало некого. Все нонешние, так сказать, ученики имеют по несколько тысяч голов скота. Я не имею даже коровы. Они хотели заставить меня учить их тому, чему они хотят учиться. И верховный жрец их поддерживал. Они изнасиловали танцовщицу, которая обучала их танцам и настоятель признал действия их правомочными. Я их избил, ибо, хоть они и молоды, но им было даже лень заниматься боевыми искусствами. Ведь у них есть охрана из негров. Они пожаловались неграм, но я навалял и неграм. Теперь меня выгнали из храма.
– Но почему же вам не дали хотя б осла, что бы вы не ходили пешком. Вы сорок лет воспитывали учеников!
– Кого интересует выкинутый вон учитель.
– Меня интересует. Я пожалуюсь своему господину и он наведет порядок.
– Твой господин наведет порядок там, где властвует своеволие и беспорядок? Которое он сам создал? Сегодня же вечером расскажу этом своей обезьяне. Вместе похохочем.
– Об этом мы поговорим потом, садитесь мой учитель на моего осла. Я довезу вас до вашего дома.
– Я не твой учтитель. И мне не нужен твой осел.
– Что вы такое говорите, учитель Менкаугор?!
– Я не учил тебя тому, чем ты занимаешься сейчас.
Менкаугор неторопливо пошел своей дорогой, а младший писец остался стоять, глядя ему вслед.
Затем он посмотрел на свою супругу, ища поддержки против несправедливых обвинений и увидел оскаленную ехидную мордочку, которая тут же стала очень сочувственной и кивнув вслед старому жрецу сказала пренебрежительно:
– Просто старый дурень.
– Он не дурень – писец укоризненно посмотрел на супругу. – Он мой учитель. С ним поступили очень несправедливо.
Глава третья. Грабители мертвых
В ночную пору, в предрассветный ее час, по священному полю Сокара, по городу мертвых деловито полз, иногда останавливаясь и вслушиваясь ногами в звуки ночи, здоровенный тарантул. Волоски на ногах его чутко улавливали вибрацию почвы и передавали информацию. Вот мерные упругие толчки почвы – бежит шакал, информация нужная, но бесполезная. Бесполезная потому, что шакал бесполезен как добыча, а нужная, потому что если он приблизится, то надо будет встать на дыбы и показать ему в раскрытых клыках две капли яда. Не было случая, чтобы сообразительный шакал не понял.
Совсем другое дело песчаная лисица, та придет в восторг от встречи. Для нее тарантул просто судьбы улыбка, она начнет вокруг прыгать и скакать и, закружив окончательно, примется бить лапами, пока не забьет окончательно. Так что если услышишь ее мелкие шажки, то тут уж, либо бери все восемь ног в ноги и беги, либо поджимай их под себя и лежи, как глины кусок, прикинувшись, что тебя нет совсем на свете, авось не найдет, подлая зверюга.
