Даже мечтать они не могли об отдыхе и отправке в тыл.
Но мечтать не вредно.
Особенно когда тебя берут в расчёт лишь как потенциальное пушечное человеческое мясо. В таком случае жизненное пространство для сладенькой человечьей филейки, это первый рубеж атаки.
Казалось, что выжившие бойцы когда-то были полноценными людьми.
Хм, возможно, и было так, когда-то…. Но это там, в той, мирной жизни. А здесь и сейчас за их живот и пятака не взять.
Уже потом, после боя, если башку не снесёт и посчастливится в здравом уме остаться, можно будет им принять человеческий облик.
Во время неоднократных наступлений на неприступные бастионы немцев в Демянском котле ожесточенные бои разгорались за каждую, пусть даже небольшую высотку. Противник, как правило, бывал готов к встрече, и выстраивал хорошо укрепленный оборонительный рубеж. Наши лобовые атаки были нескончаемыми. Одна за другой. Утраты живой силы были ужасными!
Убитых было много. Они кругом, старые и новые. Некоторые даже с лета. Одни высохли до черноты, очень похожие на мумии, только зубы сверкают на солнце. Другие распухли ещё по осени, готовы были лопнуть, но морозы их сковали в громадные чурбаки.
Новобранцы со страху в стенках траншей рыли себе щели, но их там и заваливало. От взрывов, жидкую болотную суспензию расшатало и теперь их видно. Лежат, свернувшись калачиком, словно греются. А теперь вот, как смёрзшиеся улитки. Много их.
В земле то тут, то там торчали части втоптанных в чернозём тел. Так и ходили по ним. Где нога, где спина, где полголовы, где сплющенное лицо, где кисть руки, или гроздья пальцев. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию.
Кругом валялись не востребованные стальные каски. Но солдаты их приспособили и стали гадить в них. Потом отбрасывали подальше. Дерьмо застывало и прилетевшей от взрыва утяжелённой каской могло запросто оторвать голову или покалечить. Бывало и такое.
Неподалёку стоял подбитый танк Т-34. Вокруг его башни были намотаны смёрзшиеся кишки разорванного десанта. Это внутренности пехотинцев не успевших соскочить с брони.
А внутри металлической тюрьмы уже околели танкисты. Рации у них не было, а посыльного из батальона послать забыли. И приказа к отступлению у них не было. А за самостоятельное оставление боевой машины, у трибунала безальтернативно-расстрел.
Так и сидели внутри танкисты и ждали своей смертушки, толи от мороза, толи от немецкого снаряда. Толи герои, толи смертники?
По нему начали бить бронебойными. Снаряды иногда перелетали, ну и нам по ходу досталось в окопах.
По обеим сторонам нашей траншеи притулились убитые. Кровь от них стекала прямо на дно, превращаясь в лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные лужи постепенно сворачивались и замерзали на морозе.
В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще хрен знает в чём.
Одежда наша пропиталась, смёрзлась и стала, как картон. Ломалась на морозе и оголяла тело. Кальсоны не спасали. Зуб на зуб не попадал. И вскочить, попрыгать было нельзя. Немецкий снайпер запросто достать мог. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было не возможно. Кожу стянуло, как маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни
– Выжить бы только. Сейчас продержаться от мороза. А потом и в бою.
Но всё равно, было страшно холодно. До жути!
