– Какие подарки?
– У висельника вырезал язык и желчный пузырь, – Короста громко высморкался и отер рукавом липкий пот с лица.
– Это все подарки, которые ты привез Караге? – спросил Нагл пристально глядя на собеседника.
Короста уставился в пол и ничего не ответил.
Кот слез с лавки и на задних лапах подошел к Коросте.
– Некрасиво, – сказал Нагл, обнюхивая Коросту. – Говоришь, что любишь, а сам… Что прячешь за пазухой?! – страшным голосом закричал Нагл.
– Разрыв-траву!
– Разрыв-траву?
– Да! Разрыв-траву!
– А где ты ее добыл? – спросил Нагл, мягкой лапой поглаживая Коросту по голове.
– Еж подарил.
– Как зовут ежа?
– Я не знаю, он не сказал.
– Дальновидно – не называть свое имя незнакомцу… Где она?
Короста вынул из-за пазухи платок с завернутой в него Разрыв-травой и положил на стол.
– Вот ты какой… – прошипел Нагл. – Люблю, говорит, люблю… А сам… траву спрятал.
Тошнота снова подступила к горлу Коросты, а осуждающие голоса в голове зазвучали громче. Он упал с лавки и попытался выползти за пределы светового купола, но руки, вслед за ногами, перестали слушаться. Пальцы на передних лапах Нагла удлинились, он взял со стола платок и осторожно развернул.
– Ничего особенного, – сказал Нагл, рассматривая увядший цветок, – но какая сила таится в нем… Знаешь, Короста, ты похож на Разрыв-траву. Борода, как растрепанный веник, горбатая спина, ноги кривые, зубы гнилые, и в голове у тебя не лучше. Но и в тебе что-то есть такое… Подумать только, влюбился в Карагу! Нет, ты не подумай, что я считаю Карагу недостойной любви и поклонения всякого, кто ее знает или слышал о ней, это я тебя считаю неспособным подарить Караге любовь.
– Почему ты так думаешь?
– Лед согреть не может. Чтобы передать тепло, льду нужно стать горячей водой. Короста, ты должен измениться. Став иным, ты сможешь любить Карагу и получишь ее любовь в ответ. Гусеница не способна порхать вокруг цветка, пока у нее не отросли крылышки, – Нагл взял вялую руку Коросты, поднял и потряс. – Разве это крыло? В болотной пиявке больше силы и красоты, чем в тебе.
– Я умираю. Ты убил меня, людоед проклятый. Не чувствую ни рук, ни ног, и сил у меня не осталось. Чтоб ты подавился моими костями, чтоб кусок моего мяса встал у тебя поперек горла. Что плохого я тебе сделал?
– Наговариваешь на меня, – с обидой в голосе сказал Нагл. – Отравитель-губитель… Ну, добавил я в пищу кое-какие травы, но это же для твоей пользы! Потом ты меня благодарить будешь! Еще попросишь у меня прощения! А я, что… прощу, конечно. Великодушен я и добр.
– Переверни меня на спину. Хочу умереть, глядя в твои бесстыжие глаза. Буду приходить к тебе во сне и душить. Сяду на грудь, скрестив ноги, положу холодные руки на твою черную мохнатую шею и, что есть силы, сдавлю. Захрипишь тогда… Каждую ночь буду приходить.
– Некрасиво так поступать со своим другом. Злопамятность – это тяжкий грех. К тому же, осуществить задуманное у тебя не получится.
– Это еще почему?
– Я не сплю на спине. Как ты сядешь мне на грудь?
– Дай мне противоядие, – захныкал Короста. – Я не хочу умирать. Заклинаю тебя всем святым, дай мне противоядие.
– Хорошо, – легко согласился Нагл, – помогу тебе. Вот только… – Нагл задумчиво почесал нос.
– Что тебе нужно! Я на все согласен!
– Вот, вот, вот, твое согласие необходимо. Без него никак. Видишь ли, какая штука… С моей помощью ты встал на крыльцо перед порогом, но переступить его нужно по собственной воле.
