Я по-прежнему в луче. Растворяюсь в покое. Сейчас я увижу своего сына. Только богатырь мальчик мог так измучить свою родительницу. На фоне стены в белом ободранном кафеле – акушерка. Велит мне посмотреть, кто родился. Я и так знаю, но послушно открываю глаза пошире. Нет. Этого не может быть. Нет!
Мое возмущение при виде дочери сравнимо разве что со страшным предательством, последствия которого необратимы. Ужасное чувство возрастает. Смотрю в ее лицо. Проваленный подбородок. Жуткая длинная кособокая голова. Красное сморщенное тело. Ничего более уродливого я даже и представить себе не могла. А какая маленькая! И вот эта паршивенькая закорючка – мой ребенок? Это убожество? Это страшилище? За что?
Теряю сознание. Медики бегают, суетятся, но трещины в пространстве не возникает, жизнь вне опасности.
Стоит живому человеку только-только заснуть и вдруг проснуться от резкого звука, сердце очень сильно колотится, и кажется, разорвется. Если бы раньше я верила в душу, то подумала бы, что она отделяется от тела, когда человек засыпает, и стремительно направляется куда-то туда, где может набраться новых знаний, куда-то далеко, во что-то, ни с чем земным не соизмеримое. Резкий звук, который будит человека, заставляет душу буквально грохнуться вниз. Это падение сокрушает тело, поэтому так сильно бьется расслабившееся и собравшееся отдыхать сердце. Раньше я ни о чем подобном не думала, но сейчас оказалось – знала всегда, потому что эта информация для меня не нова.
Точно так же, как грохается, возвращаясь, душа в едва уснувшее тело, мое бесстрастие пробила эмоция. Собственная эмоция обрушилась в эпицентр мысли взрывами электрических разрядов. Это чувство – сострадание к ребенку – было мне совершенно неведомо и потрясало тем больше, чем глубже я осознавала, что новорожденное дитя слышит и понимает каждую направленную на него мысль. Я сильно разволновалась и оказалась снова далеко от своего цветка, даже потеряла из виду тот луч, в котором только что пребывала. Я увидела достаточно, чтобы наконец об этом поразмыслить.
Живой человек сказал бы, что его сердце в этот миг очень сильно забилось. Но здесь все не так. Вместо тела сгусток мыслящей энергии, имеющий свой центр и свою периферию. Мне пока не удавалось увидеть себя со стороны, и я не знала, какого я цвета. Вместо ударов сердца были искры разрядов, они случались тем ярче и тем чаще, чем сильнее мое ощущение. Я пребывала в смятении, вспоминая, что рассказывали мне подруги о первых минутах их материнства. Рождались, конечно, на моем веку и долгожданные, заранее любимые дети, но бывали случаи похлеще моего, и сейчас мне было чертовски жаль детей, которых так встречали на Земле.
«Закорючка, убожество и страшилище». Вот слова, которыми я встретила своего единственного ребенка. Увидела, что произошло потом. Но как знать, таились ли в этой части моей судьбы вещи, которые мне при жизни понять не удалось? Нужно проверить.
Я не хочу ее кормить. Не хочу вообще ею заниматься, она пришла, чтобы вытеснить меня, чтобы забрать мое время и силы. Все говорят – я талантлива, могла бы сделать столько полезного! Для людей, для страны. Но теперь должна сидеть дома, чувствовать спиной недовольство свекрови и мужа, не спать по ночам и слушать этот плач. Пусть он встает к ней сам, я тоже имею право выйти на работу. Мама соглашается с ней сидеть, она не сидела со мной, а теперь готова заниматься ребенком.
