А как дальше, он забывал. В общем, он раз десять прочитал этот кусок – до «крика птицы». Это было мучительно. Изо всех сил я передавал ему свою мысль («В этом крике – жажда бури!») но, к сожалению, передавать свои мысли другим я так и не научился.
В конце концов, я не выдержал и подсказал вслух: «В этом крике – жажда бури!»
Толстяк вздрогнул:
– Извините, я вас сильно прижал к поручню, – и отодвинулся от меня.
Одно время мне нравилось ездить в автобусах в час пик. Зажатый со всех сторон разнополыми и разновозрастными согражданами, я пытался сообразить, кто же это из прижимающихся ко мне мечтает, «чтобы вы все сдохли», а кто хочет, чтобы быстрее построили метро.
Часто пассажиры в автобусе думали о болезнях, надвигающейся старости, об изменах, о смерти – близких и своей собственной, долгах и кинофильмах. Но чаще просто злились на мироустройство. Особенно много злости я зафиксировал в троллейбусах маршрута номер 3 (Сельмаш-Чкаловский) холодным зимними вечерами с 15.30 до 18.00. В 15.30 заканчивалась первая смена на «Ростсельмаше».
Между прочим, про себя люди очень часто матерились. Гораздо чаще, чем вслух. В том числе симпатичные девушки. «Мама, это какой-то…». Так они мысленно разговаривали со своими матерями, жаловались на бой-френдов, работу, подруг, упрекали самих матерей в жадности и невнимании.
Меня это смешило. Мой дар создавал какую-то границу между мною и остальными пассажирами, давал мне чувство безопасности, как я сейчас понимаю, иллюзорное.
Однажды, кажется, это было в 8 классе, я предотвратил кражу наручных часов у какого-то мужика в шляпе – в те годы шляпа была обычным явлением, ее носили в основном представители рабочего класса, например, мой отец.
Я прочитал мысли другого мужика, без шляпы, который случайно наступил мне на ногу: «Сыну подарю или сам буду носить, хорошие часы»
В самый ответственный момент, когда рука вора уже приблизилась к часам, я спросил у мужика в шляпе:
– Мужчина, а вы не подскажете, сколько сейчас времени?
– Подскажу, конечно. Половина пятого.
Мужик без шляпы зло посмотрел на меня и вышел из автобуса, заметив:
– Без пятнадцати шесть уже.
После этого случая я подумал, что чтение мыслей может помочь в борьбе с преступностью. Я даже планировал после школы стать следователем.
Впрочем, от идеи стать следователем я очень быстро отказался. Как раз в это время в наших краях объявился маньяк. У него была особая примета – он всегда ходил в кроссовках «Адидас». Таких людей в СССР было не так уж много, и я решил разыскать маньяка.
Я ходил по городу, находил человека в кроссовках, незаметно обгонял его, потом бежал навстречу, протягивал руку, как правило, мне в ответ тоже автоматически протягивали руку, я жал ее и говорил:
– Ой, обознался, думал, что вы наш учитель истории. Хотел спросить, когда у нас будут экзамены.
Может, я и встречал настоящего маньяка, но я исходил из посыла, что он должен постоянно думать о преступлении. Потом понял, что это не так, в момент нашей встречи он мог думать о чем угодно, например, о том, как же жмут эти проклятые ботинки «Адидас», потому что купил на размер меньше, какие были. Человек, даже убийца, мог внезапно вспомнить своего собственного учителя истории. В конце концов, прохожий мог просто испугаться нашей неожиданной встречи. Таких было пятьдесят процентов.
Однажды, в трамвае меня придавили спиной к какому-то невысокому жилистом типу, похожему на актера Джихарханяна. У него были очень странные мысли: «Помози мне грешному и унылому в настоящем сем житии, умоли Господа Бога даровати ми оставление всех моих грехов, елико согреших от юности моея, во всем житии моем, делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы». На «грешном и унылом» я увидел кроссовки «Адидас».
