Женщина-водитель собралась было обидеться, что ей подсунули для разговора безобразную Эльзу, но, зацепившись языком за собеседницу, провалилась в женскую болтовню. Сурков краем уха улавливал, как дамы обсуждали житейские проблемы, но потихоньку был сморен налетевшим обеденным сном. Напряжение последних дней дало о себе знать: Суркову снился математический кошмар, в котором он складывал цифры, подбивал индексы и проводил камеральные расчеты, но, как и положено, в кошмаре что-то не складывалось, и Сурков вновь приступал к пересчету. Проснулся он от головной боли, но вызванной не кошмаром, а ударом переднего сидения.
– Куда же ты прешь, скотина? – кричала женщина за рулем. – Здесь сороковник висит в самом начале улицы.
– Сама дура, – приветствовал даму нарушитель.
– Что случилось? – спросил Сурков.
– Да этот… козел, – сделала характерный жест женщина, – подрезал.
Только теперь Сурков заметил острую складку металла на капоте машины.
– Это надолго? – спросил он Эльзу.
– Скорее всего, да.
– Я пройдусь, – Сурков выбрался на проезжую часть и наклонился к окну. – Эльза, дай закурить.
Эльза протянула новую купюру достоинством в пятьдесят рублей, такую новую, что казалось, будто ее только что отпечатали.
– О! Да ты богатенький Буратино, – сказал Сурков.
– Я богатенькая Мальвина, а Буратино – это ты, а с Пьеро тебя знакомить не надо.
Сурков задумчиво сунул полтинник в карман и побрел вдоль улицы, рассуждая, что на Мальвину Эльза не похожа, он – на Буратино, а Людмирский, конечно, нытик, но пока еще стихи не пишет.
Он вошел в ближайший гастроном и, протянув деньги, ткнул пальцем в витрину.
– Дайте мельче, – послышался недовольный голос из-за окошка.
– Хм, – изумился Сурков. – Да мельче не бывает.
– У меня тоже сдачи нет.
– Ну, давайте две пачки.
– Еще десять рублей.
– Ну, давайте что-нибудь другое! – начал терять терпение Сурков.
В окошке появилась полосатая пачка сигарет и розовый прямоугольник бумаги с голубой окантовкой. Почему-то Сурков не узнал его сразу и несколько раз посмотрел на просвет билет «Национальной лотереи».
– Это мне? – возмутился Сурков.
В этот момент кто-то из прохожих похлопал его по плечу.
– Молодец, Сурков, так держать.
Сурков оторопело оглянулся. Он уже стал привыкать, что люди на улице сначала улыбались, потом здоровались, а вот теперь даже стали его похлопывать.
– Но я… – возразил было Сурков.
Возражать было поздно, никто не собирался с ним спорить, и, сунув в карман билет, Сурков пошел домой. Он долго звонил, стучал и даже успел побарабанить в дверь ногой, но чуть позже вспомнил о ключе и отпер дверь. Людмирский стоял в прихожей, прислонившись спиной к стене, и старался дышать тише.
– Кого боимся? – спросил Сурков.
– Кредиторов, – шепотом ответил Людмирский.
«Наверное, Эльза в чем-то права», – подумал Сурков. Но Людмирский не стал ныть, он только сполз по стене и, как показалось Суркову, совсем перестал дышать.
– Все нормально, Лешка, все о'кей, – как можно бодрее сказал Сурков. – Сейчас будет тебе последнее задание.
Сурков достал из кармана лотерейку и, найдя в смокинге паркер для кредитных договоров, заполнил билет и протянул Людмирскому.
– На, Лешка, отправь.
Людмирский посмотрел на бланк «Национальной лотереи», и ему стало плохо.
– Все хорошо, Лешка, это верняк. А талончик спрячь от Эльзы и не говори ей ничего.
Последнее указание подействовало на Людмирского ободряюще. Он все еще нехотя поднялся и, скомкав билет, вышел.
