Я все еще не мог понять, в чем дело. Но этим утром меня сбивало с толку буквально все.
– Где это? – спросил я.
– Пятый этаж, западное крыло. На двери табличка «Доктор Сомс».
– Ладно, – сказал я с некоторым удивлением. – А где мы находимся сейчас?
Он помотал головой, его лицо напряглось и выразило крайнее раздражение.
– Да откуда мне знать, будь оно все проклято! – резко произнес он. – Глядите глазами, черт побери, вы же зрячий! Вы что, не видите, что я ослеп?
Нет, этого не было заметно. Его глаза были широко раскрыты и смотрели, как мне казалось, прямо на меня.
– Подождите минуту, – сказал я. Я отошел и огляделся. На стене напротив лифта я обнаружил большую цифру «5». Я вернулся и сказал ему об этом.
– Хорошо, – проговорил он. – Возьмите меня за руку. Когда выходишь из лифта, нужно свернуть направо. Затем первый коридор налево, третья дверь.
Я последовал его указаниям. Мы не встретили никого на своем пути. В кабинете я подвел его к столу и вложил ему в руку телефонную трубку. Несколько секунд он слушал. Затем он ощупью поискал на столе, нашел телефон и нетерпеливо постучал по рычагу. Выражение его лица медленно менялось. Раздражение и тревога исчезли. Он выглядел теперь просто усталым, очень усталым. Он положил трубку на стол. Несколько секунд он стоял молча и словно бы глядел прямо перед собой на противоположную стену. Затем он повернулся ко мне.
– Бесполезно, – сказал он. – Не работает. Вы еще здесь?
– Да, – ответил я.
Его пальцы ощупали край стола.
– Куда я обращен лицом? Где это проклятое окно? – спросил он вновь раздраженно.
– Прямо у вас за спиной.
Он повернулся и шагнул к окну, расставив руки. Он осторожно ощупал подоконник и край рамы, затем отступил назад. Прежде чем я понял, что он собирается делать, он с размаху всем телом ударился в стекло и выбросился наружу…
Я не стал смотреть. Все-таки это был пятый этаж.
Придя в себя, я тяжело повалился в кресло. Я взял из пачки на столе сигарету и закурил. Руки у меня тряслись.
Так я просидел несколько минут, стараясь подавить дурноту. Вскоре она прошла. Я вышел из кабинета и вернулся туда, где встретился с ним. Когда я добрался до этого места, я все еще чувствовал себя не совсем хорошо.
В дальнем конце коридора я заметил дверь в палату. Стеклянные створки были матовые, только на уровне глаз темнели прозрачные овалы. Я подумал, что в палате должна быть дежурная, которой можно сообщить о самоубийстве врача.
Я отворил дверь. В палате было темно. Вероятно, шторы опустили вчера вечером, когда окончился небесный спектакль, да так и не подняли.
– Нянечка! – позвал я.
– Нету ее здесь, – сказал мужской голос. – Ее здесь давно нету, уже несколько часов… Слушай, приятель, подними ты эти проклятущие шторы, что мы здесь в темноте валяемся. Ума не приложу, что это нынче стряслось с этой проклятущей больницей…
Я поднял шторы на ближайшем окне, и в палату ворвался столб яркого солнечного света. Это была хирургическая палата, в ней находились около двадцати лежачих больных. Большинство были с повреждениями ног, некоторые, кажется, с ампутированными конечностями.
– Ну что ты там возишься, приятель? – произнес тот же голос. – Поднимай же их.
Я повернулся и взглянул на говорившего. Это был смуглый дородный мужчина с обветренным лицом. Он сидел на постели лицом ко мне и к солнечному свету. Глаза его смотрели прямо на меня, и глаза его соседа, и глаза остальных…
