Дендизм Альфреда де Мюссе: поэзия и правда - страница 7

Современники имели о Мюссе следующее мнение: любить и быть любимой Мюссе непросто, настолько его взбалмошный характер находился под воздействием страсти. Его поведение, которое некоторые знакомые сурово осуждали, невозможно было понять, а, следовательно, простить. Всю жизнь Мюссе был чудо-ребенком, превращавшимся иногда в сорванца: его увлечения, гнев, радости, печали не были похожи на проявления взрослого человека [22].

6. саркастические реплики по поводу вульгарных манер или безвкусных нарядов;

Как и с модой, данному пункту Мюссе скорее проявляет себя как денди в вопросах литературы, нежели в вопросах нарядов и манер:

Его приятели старались выполнять правила высшего дендизма: невозмутимое равнодушие, презрение ко всему «вульгарному». Но в этом отношении Мюссе нельзя поставить в один ряд с ними, – «в груди его горел огонь священный», он был поэтом [9].

Нечто подобное Мюссе проявляет в отношении к литературе: он выступает и против технической виртуозности некоторых из своих современников-поэтов, иронизирует над тем, что они признают исключительно богатые рифмы, как будто от этого обогащается содержание их поэзии [9].

В первую очередь достается романтикам: «Каков бы ни был мой герой, – говорит Мюссе, – чахоточный, косой, горбун или паралитик», у него все-таки есть одно достоинство – он «историческим лицом не назывался». Этими словами Мюссе хочет отмежеваться от романтиков, без конца и на все лады писавших на исторические сюжеты [9].

7. ничему не удивляться;

Как известно, Мюссе с детства обнаруживал крайнюю нервность, доводившую его до припадков [9]. И в более зрелом возрасте давала о себе знать его повышенная возбудимость и впечатлительность, что находило отражение во многих эпизодах.

В письме Жорж Санд Мюссе написал, что "любит, как ребенок", да и слёзы, которыми он залился при их встрече, тронули её сердце [9].

Из Италии Мюссе вернулся разбитым душевно и физически. Он был близок к отчаянию. Свет его не прельщал. Даже костюмированные балы Александра Дюма-отца и художника Девериа, на которых блистала знаменитая красавица Кидалоза, не могли развеять грусть Мюссе, о котором Гейне остроумно сказал: "У этого впереди великое прошлое" [9].

Мюссе был поражен, ослеплен, подавлен. Ничего подобного он никогда не испытывал. "Есть ли у неё (княгини Христины Бельджойзо) сердце?" – вопрошал он, когда его не менее восторженные друзья уже давно поняли, что брюнетка с голубыми глазами – верная жена, хотя и не лишена кокетства [9].

Известна и такая история: Рашель стала настоящей звездой театра "Французской комедии" и любимицей парижского общества. Однажды она дала ужин, на который был приглашен и Мюссе. Гости восхищались драгоценным кольцом на тонком, почти прозрачном пальце артистки.

"Знаете, что, господа? – сказала она вдруг. – Так как кольцо вам всем нравится, я объявляю аукцион. Тот, кто больше предложит, тот его и получит". Гости охотно приняли предложение и начали торговаться.

"А вы, мой поэт, – обратилась Рашель к Мюссе, – что вы предложите?" – "Свое сердце", – ответил Мюссе, и Рашель радостно воскликнула: "Кольцо ваше, Альфред!"

После этого она сама надела кольцо на его палец. Конечно, Мюссе считал это шуткой, и, прощаясь с Рашелью, хотел возвратить ей драгоценное украшение, но она просила оставить кольцо у себя. Когда же Мюссе заупрямился, она с неподражаемой грацией стала перед ним на колени.