– Ты уверена, что это не твои? – уточнил он. – Других никаких нет.
– За кого меня принимают в этом доме? За дурачка? За дурачка, – с интонацией Никиты Михалкова в роли сэра Генри Баскервиля произнесла я. – Вчера у меня украли новый башмак, а сегодня утащили старый. У меня тоже есть чувство юмора, но это переходит всяческие границы…
– Вы выставили за дверь новые ботинки? – моментально продолжил цитату Игорь.
Конечно, он тоже любит «Собаку Баскервилей» и решил меня разыграть.
Юсупов слушал наш странный диалог с нескрываемым отвращением. Немцы, особенно Кнут, – с напряженным вниманием, совершенно бесплодным, учитывая, что по-русски они не понимали ни слова.
– Ладно, – махнула рукой я. – Игорь, гони башмаки, а то Кнута сейчас хватит удар.
– Только не уверяйте, что Игорь обворовывает гостей, – возмутился Юсупов. – Таких кристальных людей, как он, надо еще поискать!
– Но ничего, кроме этих туфель, действительно нет, – повторил Игорь, указывая на лодочки. – Слушай, наверное, ты все-таки пришла в них. По рассеянности.
– Ты правда не брал мои кроссовки? – с подозрением осведомилась я.
– Конечно, не брал. Зачем мне?
– Отнести собаке, сидящей в самом центре Гримпенской трясины, – без прежней убежденности предположила я. Честно говоря, по лицу Игоря я уже видела, что он ни при чем, поэтому с горечью добавила: – Кто бы мог подумать, что из всей обуви, оставленной на крыльце, какого-то придурка прельстит именно моя? Извращенец!..
– У нас тут за все время не было ни одного случая воровства, – заметил Игорь. – Я, конечно, не настаиваю, но, если ты пришла не в этих туфлях, тогда чьи они?
Я посмотрела на мадам Брауэр.
– Она отрицает, – пояснил Игорь. – И потом, у нее ступня в полтора раза длиннее. Извини, но это твой размер. Перед защитой диссертации все становятся рассеянными, так что не переживай. С каждым может случиться.
– С каждым – не может, – буркнул Юсупов. – Хватит! Неприлично заставлять иностранцев ждать, пока вы отшутите все свои шутки. Катя, надевайте туфли, и поедем.
– Но это не мои туфли! – Моя врожденная честность упорствовала, не давая ступить на стезю воровства. – Ладно, я могла по рассеянности надеть черт знает что, не спорю. Но я не ношу такой каблук! И вообще, присмотритесь. Они страшно дорогие, у меня и денег-то на такие нет… Игорь, это наверняка оставила здесь твоя жена!
– На крыльце? Вряд ли. Дай посмотрю. Нет, на нее это не налезет. Слушай, только не делай вид, что помнишь всю свою обувь. Завалялось где-то в шкафу, ты машинально надела и пошла. Смотри, мадам Брауэр уже еле на ногах стоит. Нам действительно пора ехать.
Они так заморочили мне голову, что я не то чтобы поверила… ну, скажем, убедила себя, что верю. Если уважаемые люди настаивают… к тому же я действительно недавно, например, надела две босоножки из разных пар, причем заметила это не я, а моя подруга. Только не помню я этих лодочек, убейте меня – не помню! Хотя сидят точно влитые. Наверное, все-таки мои, альтернативы нет. Злодей Стэплтон, похищая ботинки сэра Генри, ни разу не оставлял ничего взамен. Не думаю, что нынешние злодеи благороднее. Или вовсе не злодей, а неизвестный доброхот из чистого благородства подменил мои кроссовки фирменной обувью? Этакий Робин Гуд, отбирающий кожгалантерею у богачей и подкидывающий ее бедному люду.
Возможно, я лишена романтики, но в возрождение Робин Гуда не верю. С неменьшим успехом можно предположить, что элегантными лодочками одарили меня лесные эльфы. Я полюбилась им, пока гуляла по болоту, жужжа и оберегая Кнута от мухоморов. Возможно, в полночь туфельки превратятся обратно в кроссовки. Главное, успеть до той поры насоблазнять побольше принцев.
