Департамент нераскрытых дел (сборник) - страница 17

И она снова хихикнула, что вынудило Спейнгрейва молча шагнуть к двери.

– Ах, Люсьен, не за что на меня сердиться и обижаться! Ты действительно смешной, особенно когда произносишь что-нибудь серьезное, иначе ты был бы не ты. Не могу вести себя так, словно ты такой же, как все остальные мужчины.

– Да. Именно об этом я и подумал, – негромко произнес Спейнгрейв и ушел.

Объяснение прозвучало оскорбительно, потому что жена забыла о главном: до сегодняшнего дня в обычной жизни она не видела в нем ничего смешного. Мужчина, стремившийся из приятеля превратиться в любовника, уже успел разбудить в Джун женское начало и позволил увидеть, что она и в самом деле замужем за клоуном.

Спейнгрейв спустился в кабинет, расположенный рядом со спортивным залом, и налил стакан бренди. Долго сидел неподвижно, а потом открыл шкаф и достал автопортрет, написанный давным-давно в студии в Блумсбери.

«Лучшее из всего, что я сделал! – долетел сквозь годы безжалостный приговор. – Но правда невыносима. Жестока!»

И все-таки даже эта жестокость казалась не столь горькой, как жестокость смеха, подобно огненному мечу отсекавшего его от остальных людей. Смеха, ставшего зеркалом, в которое предстояло смотреться изо дня в день и видеть отражение человека, «не такого, как все остальные мужчины».

Он снова повернулся к автопортрету и вспомнил собственное отчаяние: «В прошлый раз я удачно обратил несчастье себе на пользу. Может быть, получится и сейчас? Попытаться стоит. Слава богу, она не захотела никуда ехать! Вместо того чтобы попусту страдать и рассуждать, надо работать».

Спейнгрейв нервно схватил карандаш и блокнот, упал в кресло и принялся набрасывать план нового номера, представлявшего собой развитие классического сюжета с ковром и девушкой-статисткой.

На следующий день он поехал в Лондон и пару часов провел в своем театре, сезон в котором собирался открыть в середине сентября. В кабинете на столе лежало письмо от матери статистки, сменившей Джун. Та сообщала, что дочка заболела корью, но уже через две недели сможет приступить к репетициям.

Спустя неделю, проходя мимо открытой двери спортивного зала, Джун увидела, что раздраженный муж стоит, прислонившись к стене.

– Что-то случилось, Люсьен?

– Мейбл заболела. Хотел репетировать новый номер, но без статистки ничего не получается. Досадно!

– Может, я сумею? – Она вошла в зал. – Что надо делать?

– Не поверишь, дорогая. Теперь девушка должна оказаться завернутой в ковер вместо клоуна.

– Что ж, отлично. Жаль только, что платье испортится. – Она быстро разделась.

– Ковер тебя поцарапает. Вот, накинь! – Он протянул ей свой черный шелковый халат.

– Боюсь, разойдется по швам – ведь я больше тебя.

Брошенное вскользь замечание заставило его ощутить себя карликом, и от этого репетиция приобрела особый смысл.

– Когда я раскрою ковер, сядь и пристально смотри на меня. Не отводи взгляда до тех пор, пока не закончу работу. Придется сделать два оборота, чтобы со стороны не было заметно, что внутри кто-то есть. Лучше сверни сама, как тебе удобно. Ложись как можно ближе к центру и натяни на себя один слой, а потом постарайся собственным весом завернуться во второй раз.

Два часа подряд Джун безропотно помогала мужу репетировать. Внезапно в голову пришла идея: было бы замечательно, если бы Люсьен согласился представить номер гостям, а она выступила бы в качестве статистки. Лекция о теории клоунского мастерства, имевшая успех в аудитории Оксфорда, здесь могла показаться слишком сложной, а вот если она внезапно выскочит из ковра, друзья от души повеселятся и надолго запомнят увиденное. Джун знала, какой именно реквизит муж использовал во время выступления.