Департамент случайностей - страница 8

Но Анфиса растеряла всякое желание заводить новые знакомства на съемных квартирах. Слишком много их было за последний год. Из некоторых она выселялась даже с сожалением. С особым теплом вспоминает одинокую восьмидесятилетнюю бабушку с Васьки, у которой за бесценок снимала пятнадцатиметровую комнату. Они могли ночь напролет болтать под малиновый чай. Бабушка рассказывала Анфисе краткое содержание сериала на канале «Россия», делилась впечатлением о поэтическом вечере в Литературном кафе, учила вышивать гладью и смеялась над своим ревматизмом. А Анфиса – секретничала с ней об ухажерах, рассказывала о своем детстве в Новосибирске и объясняла, что такое «добавить в друзья». Рядом мурлыкал кастрированный Борис, в клетке мучилась от бессонницы канарейка…

Но однажды захворал и издох кот, вслед за ним занемогла бабушка. Они умерли с разницей в неделю. Уже на следующий день после бабушкиных похорон объявились многочисленные племянники. Они предложили Анфисе поискать другое жилье и принялись делить просторную двушку на первой линии Васильевского острова. Единственное, что Анфиса смогла найти в историческом центре по дешевке, – это комната в квартире на десять семей. Зато – знаменитый «Дом-утюг»4, и окна смотрят прямо на Демидов мост.

Анфиса гнала от себя мысли о том, что она могла бы не скитаться по съемным коморкам Петербурга, а спокойно жить в уютной квартирке в Новосибирске, в пяти минутах ходьбы от площади Ленина. Но слишком велик был соблазн начать жизнь с чистого листа в другом городе. И именно в Петербурге, о котором с таким теплом вспоминал ее отец. Москву она даже не рассматривала как вариант, памятуя о своих долгих поисках прохода на Новый Арбат с Большой Молчановки глубокой ночью. Безграничные пространства столицы ее душили гораздо сильнее, чем тесные, низкорослые переулки Санкт-Петербурга.

Она не отказалась от переезда даже после того, как угодила в руки черным риэлторам. Стоило опрометчиво поставить подпись в договоре – и «надежное агентство» тут же закрылось, а учредители испарились вместе с четырьмя миллионами рублей. Проплакав два дня, Анфиса пересчитала оставшиеся сбережения, упаковала чемоданы и села на поезд до Петербурга…

Цокнула защелка. Из душевой, объятая паром, показалась дородная соседка. Довольное, потное лицо: настирала на всю семью и сама успела помыться.

– Проходи, я еще почитаю.

Парень жестом пригласил Анфису в душевую. Веснушки вокруг носа и кривенькие резцы убавляют ему, наверное, лет пять.

– Вот спасибо, дружок!

Потом был десятиминутный завтрак на кухне с тремя печками, двумя раковинами и четырьмя холодильниками. Разогретые макароны по-флотски, упаковка черничного йогурта и пакетированный чай. Питание в ускоренном режиме, как в армии: стол – один на шестнадцать человек, а разом могут поесть от силы десять. Сегодня компанию Анфисе составляли четверо: тот самый семилетний футболист, прогуливающий школу, его бабушка и беременная мама, недавно вселившийся бородатый мужик. Рядом уже рыскали по подписанным полкам холодильников еще трое, включая белобрысого парня.

– А почему у тебя волосы стали короткими? – плюясь кашей, спросил у Анфисы щекастый малый.

– Потому что подстриглась вчера.

– А я не люблю подстригаться! И кашу не люблю! И прическа у тебя дурацкая!