Вот и в этот раз Стёпа проснулся от угнетающей тишины. Всё замерло и ждало ужасное, страшное наползающие тревожное неизвестностью событие. Где-то в нём затаилось томящее, сосущее, выгрызающее в груди нутро чувство страха. Только один будильник в жуткой тишине громко долбил уши барабанным боем. Стёпе сделалось нестерпимо тоскливо, хотелось заплакать. Не успел, до него донеслось необычное постукивание по стеклу окна. Ему стало крайне любопытно, Стёпка мгновенно забыл о страхе. Заглянул в комнату, откуда слышался стук. Может кто к ним пришёл? Взглянул на окно и понял, что ошибся. Увидел, это куст рябины, росший в палисаднике у окна ветками стучится в стекло. Стёпа подошёл к окну.
–Что, тебе тоже тоскливо? – Спросил он у рябины. Куст рябины, усеянный гроздями красных, крупных ягод уныло молчал. Шумел на ветру своими пожелтевшими листьями. Ветер колебал ветку, она тоскливо продолжала монотонно стучать, скрестись по стеклу. Погода хмурилась, пыталась пробрасываться вместе с каплями дождя снегом. Приближались мрачные, сырые, холодные сумерки. Неожиданно, ужасно тоскливо совсем близко раздался вой собаки. Степан взглянул во двор, возле своей будки стоял Полкан, мокрый весь, опустив голову и лохматый хвост, громко, с перерывами выл. Что за охота, мокнуть на дожде? Сидел бы себе в сухой будке. Оказывается, на собак, как и на людей уныние и тоска находит. Стёпке стало жутко страшно, совсем невмоготу. Он быстро обулся, накинул на себя телогрейку, помчался, что есть сил, застёгиваясь на ходу на работу к маме.
–Кто это тебя так напугал? – Глядя на испуганного Стёпу, спросила мать.
–Никто не напугал меня. Мне одному страшно дома. -Шумно дыша от быстрого бега выпалил Степан.
–Ну, знаешь ли! Ты у меня с половину мужика вымахал и боишься. Прямо, чудно как-то.
–Ага, ты бы тоже напугалась, если услышала еще, как Полкан воет. – Обиженно заторопился оправдать себя пристыженный Степан.
–Да, когда собака воет, это страшно. – Стёпка не понял, толи в шутку, толи серьёзно сказала мама. – А, он как выл, верх голову держал или вниз смотрел?
–По-моему в землю смотрел. – Пытался точнее вспомнить Степан.
–Раз выл в землю, значит к покойнику. – Сказала, сама себе мать, тяжело вздохнув. Вот, что-что, покойников Стёпка не боялся. А чего их боятся, живых надо боятся. Так не однократно говорил ему дедушка.
Домой шли не торопясь, трудно им быстро по скользкой грязи идти. Когда они пришли домой, как обрадовался Полкан. Замахал хвостом, слегка поскуливая, натягивая цепь, потянулся, радостно к хозяйке. Куры, увидев Степкину маму, побежали со всех концов двора к матери. Закопошилась и захрюкала свинья в стайке. Громко загоготали гуси. Петух шумно захлопал крыльями, взлетел на забор и кукарекнул для порядка. Тихо мыкнула корова Зорька за изгородью, напоминая матери о себе. В избе кошка с мурлыканьем подбежала к маме, стала ей рассказывать о своей важной кошачьей жизни. Выгнув спину дугой, задрав хвост к верху, трётся о ноги. Печка ожила, радостно вздохнула, прогудела тихо в трубе, поприветствовала маму. Когда мама затопила её. Печь запела шумно, завывая трубным гулом. Весело потрескивая дровами в топке, задышала жаром согревая избу. Только одна рябина тоскливо смотрит в окно, стучится ветками, просится в дом, в тепло, в уют. Ей не сладко на промозглом осеннем ветру.
–Жалко рябину, если бы она умела ходить, мы бы её в дом запустили. Да, мама? – Спрашивает Степан.
