Дерево растёт в Бруклине - страница 54

Если собранная сумма устраивала музыкантов, они исполняли еще одну мелодию. Если урожай был скудным, шли дальше в надежде на более щедрые поля. Фрэнси обычно тащила Нили за собой и сопровождала музыкантов по всему маршруту, обходила с ними все улицы, пока не стемнеет, и тогда музыканты расходились. Фрэнси была не одинока, за музыкантами следовала целая толпа детей, как в легенде про Гаммельнского крысолова. Многие девочки тянули на буксире младших братьев и сестер, кого в самодельных тележках, кого в раздолбанных колясках. Звуки музыки околдовывали детей, они забывали про дом и еду. Малыши в колясках плакали, писали в ползунки, засыпали, просыпались и снова плакали, снова писали и засыпали. А «Прекрасный голубой Дунай» все звучал и звучал.

Фрэнси думала, какая же прекрасная жизнь у музыкантов. Она строила планы на будущее. Нили подрастет, будет на улицах играть на хоп-хопе (так он называл аккордеон), а она станет бить в тамбурин, и люди будут кидать им монетки, они разбогатеют, и маме больше не придется работать.

Хоть Фрэнси и ходила за оркестром, но шарманщика любила больше. Время от времени приходил человек с маленькой шарманкой, на которой сидела обезьянка. На обезьянке была красная курточка с золотой каймой, под подбородком завязывалась красная шляпка в виде таблетки. В красных штанишках для удобства было проделано отверстие для хвоста. Фрэнси очень нравилась обезьянка. Фрэнси отдавала ей бесценную конфету, которая стоила пенни, просто ради удовольствия посмотреть, как обезьянка протягивает ей свою шляпу. Если мама была дома, она выходила и давала шарманщику пенни, который собиралась положить в жестяную банку, со строгим наказом не обижать обезьянку. А если обидит и она узнает, то покажет ему. Итальянец-шарманщик не понимал ни слова из ее речи и отвечал всегда одинаково. Он снимал свою шляпу, смиренно кланялся, слегка согнув ногу, и горячо повторял: «Si, si».

Большая шарманка – другое дело. Ее появление напоминало фиесту. Шарманку тянул мужчина с черными кудрями и белоснежными зубами. Его наряд состоял из зеленых бархатных штанов, коричневой вельветовой куртки и красной косынки. В одном ухе висела серьга. Ему помогала женщина с кольцами в ушах, одетая в развевающуюся красную юбку и желтую блузку.

Музыка – мелодия из «Кармен» или из «Трубадура» – звучала пронзительно. Женщина трясла грязным обшитым ленточками тамбурином и иногда в такт музыке равнодушно постукивала по нему локтем. В конце номера она лениво кружилась, и под каскадом нижних юбок мелькали толстые ноги в грязных белых чулках.

Фрэнси не замечала ни грязных чулок, ни равнодушия. Она слышала музыку, видела яркие краски, ей эта живописная пара казалась волшебной. Кэти предупреждала дочь, чтобы не смела увязываться за большой шарманкой. Кэти говорила, что шарманщики, одетые так, сицилийцы. Всем известно, что сицилийцы входят в «Черную руку»[15], а «Черная рука» занимается тем, что крадет детей и потом требует выкуп. Они уводят ребенка, а потом пишут родителям записку «оставьте сто долларов на кладбище», и вместо подписи – изображение черной руки. Вот что мама рассказывала об этих шарманщиках.

После каждой встречи с шарманщиком Фрэнси много дней подряд играла в шарманщика. Она напевала отрывки из Верди, которые запомнила, и ударяла локтем о старую сковородку, как будто это тамбурин. Игра заканчивалась тем, что Фрэнси обводила свою ладонь на бумаге и закрашивала контур черным карандашом.