– Вот, Кузьма, случай фатального предубеждения. Насколько я понимаю, Валентина Максимовна считает меня представителем тех самых органов, о которых мы сегодня беседовали.
В комнате стало тихо.
– Не дури, Валентина! – резко сказал Кузьма. – Со школами даже мне все ясно, хотя это вроде ты учитель. Но не нам обсуждать и осуждать. Кашу-то они расхлебывают, что мы заварили.
– Не понимаю, – сухо и надменно заявила Валентина.
– Природа не зла, но злопамятна! Вот и дети наши попадают в разные школы, потому что генконтроль не всесилен, – сказал Миронов. – Отцы и деды шалили, а у детей…
– Дети, отвечающие за отцов? – подняла бровь Валентина. – Яблоко, недалеко падающее от яблони? Слышали. В свое время.
– Мне кажется, вы на нас сердитесь, – мягко сказал Миронов.
– Ну что вы! – рассмеялась Валентина. – Однако мне пора.
Я поднялся с места.
– Меня не надо провожать. Мы обо всем договорились?
– Договорились.
– Жду тебя, скажем, месяцев через пять-шесть. Тебе удобно?
– Вполне. Возьму месяц отдыха.
– Ну, всем всего хорошего. Нет, провожать не надо, – опять сказала она, заметив движение Кузьмы к двери.
Она шла мимо домов, потом исчезла за кустами, и вот она уже на дороге. Уходит, ни разу не оглянулась, а у меня ни одной серьезной мысли, только вертится в голове обрывок детского стишка: «Дом, как видите, сгорел, но зато весь город цел».
– Не выпить ли нам еще чаю? – спросил Кузьма.
– Хорошо бы, – отозвался Прокеш и подсел ко мне. – Сейчас на Марсе люди будут нужны. Зря я уговорил тебя вернуться.
– Разобрались с семейными делами? – сердито спросил Миронов. – Тогда к делу, и коротко! Пусть говорит Вацлав. Что тебе от меня надо, хитрый человек? Думал, вывалишь старому Миронову ворох фактов, а он тебе все объяснит? Где же факты?
Прокеш сложил губы дудочкой и причмокнул.
– Все факты я вам изложил.
– Ты мне сказки рассказывал! Два несчастных случая. Скверно, но и не такое бывает. Пропали инфоры – ну и что?
– Мне непонятно! – сказал Прокеш. – Почему Коробов демонтировал установку? Почему изъял инфоры? Чего он добился?
– Демонтировал, потому что ничего не получилось.
– В прошлом году он работал с генераторами виртуальных спектров и одновременно с фантоматами. Он мне показал кое-что…
Прокеш замолчал.
Миронов вопросительно посмотрел на него.
– Он не знал, как интерпретировать один эффект, и предложил мне принять участие в эксперименте. Всего несколько секунд, но того, что я увидел, мне хватило.
– Что ты увидел?
– Сына. Он умер во время Второй Пандемии, ему не было еще и девяти лет. Утром я торопился к жене в больницу, у нее было небольшое воспаление легких. Он проводил меня до выхода, я обычно пожимал ему руку, а тогда очень спешил, махнул на прощание и убежал. Вечером его увезли в больницу, но было поздно, опоздали на несколько часов. Если бы утром я обратил внимание на вздувшиеся суставы пальцев, то сейчас он был бы жив. А я спешил.
Прокеш замолчал, поморгал глазами и снова заговорил спокойно, ровным голосом:
– И вот увидел, как я ухожу, а он остается.
– Автосуггестия. Резонанс ментальных уровней, – пробормотал Виктор Тимофеевич.
– Нет. Я видел то, чего не мог видеть. Секунду или две после моего ухода он стоял в прихожей, потом упал.
Миронов потрогал усы, покачал головой.
– Не нравится мне эта история.
Снова молчание. Мне стало душно в помещении, я вышел во двор. Через минуту вышел и Кузьма.
– Слушай, у него и жена умерла?
