Деревянный хлеб - страница 8



Юрка горестно поник.

Коршун забрал у Саньки фонарь, осветил каюту и нежданно похвалил беглеца:

– А ты смелый… Не сдрейфил. В этой каморке – как в большом гробу.

– Мне не привыкать, – сразу приободрился Юрка. – Дома поначалу тоже было страшно.

Коршун, вероятно, как и Санька, вспомнил о склепе феодала, где жила Юркина семья, и неопределенно произнес:

– Да уж…

– А как там мои? – спросил Юрка.

– Ну… – замялся Санька.

– Нет, не пойду! – вновь решительно заявил Юрка. Он настолько переживал, что только сейчас заинтересовался фонариком: – Сила! Можно подержать?

– Держи, отшельник.

Юрка восторженно зажужжал фонариком, повторяя:

– Силен!.. Там моторчик, да?

– Моторы от бензина работают или от электричества, – снисходительно заметил Коршун.

– Ну, и он – от тока.

– Ты сам ток даешь. Ручной привод на генератор, – важно разъяснил Витька, – а попросту – на маленькое динамо.

– Откуда знаешь? – шмыгнул носом беглец.

– Моя же вещь, – ответил, удивляясь его наивности, Коршун.

– Ни за что не вернусь, – снова вспомнил беглец свое горе.

– Слыхал? – обернулся Витька к Саньке. – Раз он так часто твердит, значит, домой вернется. Проверено, – протянул он.

– Дома бить будут… – тяжко вздохнул Юрка.

– Не будут, – отрезал Коршун.

Он сказал так уверенно, что Юрка тут же заторопился домой, цепляясь за спасительную надежду: Витька вроде бы слов на ветер не бросает, не тот человек.

Коршун помедлил, рассуждая о том, что можно, конечно, Юрке и остаться в каюте на месячишко-другой. Родителей, мол, тоже проучить неплохо, чтобы не давали волю рукам, завели, понимаешь, манеру: чуть что – драться. Можно и еду Юрке тайком приносить: картошку вареную, хамсу, хлебные довески, воду в бидоне, то-се…

Юрка притих. Такое будущее, очевидно, его не очень-то устраивало.

– А лучше бы ему в тюрьму угодить, – насмешливо продолжал Коршун. – Мы бы ему на законном основании, не скрываясь, передачки носили. Ладно, не бойся, – закончил он, важничая. – Последствия, так и быть, беру на себя!

И они двинулись в обратный путь.

Санька тоже подначивал горемыку:

– Зря возвращаешься. Представляешь, сколько бы шуму было! Милиция, собаки-ищейки! Слава какая!

Юрка даже прибавил шаг, всерьез опасаясь, что его вдруг заставят вернуться в каюту ради какой-то славы.

Уже в монастыре, возле склепа, Коршун приказал Юрке спрятаться за деревом.

– А ты со мной, – велел Саньке. – И, чур, помалкивай!

Они поднялись по мраморным ступеням, и Витька постучал в медную дверь, которую только чудом не утащили пацаны в приемный пункт металлического вторсырья.

– Войдите!.. Открыто!.. – донеслись всполошенные голоса Юркиных родителей.

И ребята, приоткрыв массивную дверь, протиснулись внутрь.

Помещение освещала керосиновая лампа. Статуя белого мраморного ангела отбрасывала блики. Родители Юрки встревоженно поднялись из-за пустого стола навстречу.

– Не нашли?.. – тихо сказала мать.

– Его найдешь, – буркнул отец и снова сел. – Плачет по нему мой ремень!

– Не советую, – как-то по-взрослому негромко предупредил Коршун. – А не то он вновь убежит.

– Нашли! – ахнула мать. – Где он? Ничего ему не будет! Ничего!

– Не обманываете? – недоверчиво спросил Витька.

– Слушай, ты что тут распоряжаешься! – взорвался Юркин отец. Но видно было, что и ему полегчало. – Чего он натворил, выкладывай.

– Карточки потерял.

– И только, – просияла мать.

– А голову он не потерял? – усмехнулся отец. – Понятно… Ремня испугался.