Дериват - страница 70

***

Что-то влажное било в веки, бранчливо стуча сквозь кожную складку и возвещая о подъеме. Крео едва ли мог привести в движение хотя бы один кожно-мышечный слой, ведь при каждой попытке неугомонные капли изнуряли веко и не давали ему двигаться. Или же наоборот? Капли влаги заботливо оседали на глазах, нежно говоря их хозяину о наступлении нового дня, как мать, ласково поглаживая взъерошенную ото сна шевелюру ребенка, будит свое чадо и желает ему только самых славных достижений. Мать, которой никогда не было у Крео Спри. Мать, непреходящее бескорыстие которой было отдано брошенному мальчику золотым сердцем молодой воспитательницы приюта благородного Гомера. Участливая последовательница школы общечеловеческой идентичности – «свобода равенство и братство» был их девизом, закрепленным одной из деклараций Великой Памяти Мира, – вкладывала в безродного мальчишку все нереализованные ею мечты. Когда он уже в совершеннолетнем возрасте покидал приют, все свои надежды на идеальный мир она оставила именно с ним. За стальными вратами неродного дома – холодная реальность, с присущей ей судейской прагматичностью она выжидала новоприбывшую жертву.

Буси-до поднялся на ноги. Голова все еще кружилась после падения, от чего нависший над ним гигантский купол естественных природных отложений, казалось, ходил ходуном. Вытирая лицо от усталости утреннего пробуждения, которое могло случиться вовсе и не утром, и даже не днем, Крео шатаясь плелся к настенному одеялу вдали, оно излучало цвет лайма: неизвестный источник подчеркивал чудесное одеяние текстуры.

Выбравшись из-под минеральных ребер пещерного купола, нависшего шестью метрами в высоту над областью, где пришел в себя мужчина, Крео открылся освежающий сразу все органы чувств неправдоподобный, завораживающий вид: в увиденном сочетание сразу несколько воплощений природного лика могло со сказочной плавностью в переходах достигать своего идеала выразительности.

Моховидная чешуя стен развесила в утробе пещеры свои смягчающие глаз туриста ковры с вытканными пушистой стежкой низкорослыми растениями. Визуально сглаживающие текстуру курчавые ворсинки меняли свой окрас, будто с грациозной естественностью в сосуде переливалась жидкость: подсвеченная солнцем сводная конструкция из естественных минералов пускала вальс спелой зеленой гаммы по произраставшей из нее пушистой щетине. Грушевый оттенок близ вершины перевоплощался в шафрановый, насыщаясь ниспадающей в лоно пещеры приглушенностью света; неосвещенные же участки сплошного мха сохраняли желто-зеленое постоянство флоры.

Крео прикрыл глаза. Подняв лицо кверху, он как будто умывался под фонтаном умиротворяющего цветового блаженства; веки мужчины просвечивались теплотой оранжево-персиковых лучей. Оросивший с ног до головы прохладный дождик, подгоняемый откуда не возьмись заплутавшим ветерком, заманил мужчину к самому подъему, над которым невидимая лейка сверху нежно обливала душевую этой магматической породы. Спри наслаждался свежестью небесного ручейка. Но затем буси-до открыл глаза.

Словно удав-абома проникает в нору грызуна, прозрачная пленка радужной каустики опускалась по жерлу спящего вулкана: ее почти неразличимые капельки, захватив пучки света, так и норовили коснуться минерального пола, но этому не суждено было сбыться. Своими идеально плавными переходами спектра радуга заслонила моховидную оранжерею пещеры: в немой отчужденности эти две утонченные палитры живого мира слились воедино. С наитончайшей грациозностью хамелеона пещера меняла окрас, стоило Крео скорректировать угол обзора.