Манит, сильно манит эта прохлада, дохожу до края, один шаг и я там. Оборачиваюсь на пламя, по спине пробегает неприятный холодок, будто бы кто-то трогает меня мокрыми холодными пальцами, лезет в трусы. Отбегаю, гляжу в тоннель никого, лишь манящая прохлада, тоннель улыбается мне, тьма трясётся в насмешливой улыбке. Хватаю тлеющую куртку и джинсы, кроссовки расплавились и приварились к рельсам. Запрыгиваю на платформу, здесь даже скамеек нет, колонны не отделаны гранитными плитами, всё в плёнке, в зелёной сетке. Бью курткой и джинсами по бетонной платформе, пока они не перестают тлеть. Натягиваю джинсы, так лучше, никто в трусы не лезет, завязываю футболку вокруг головы, надеваю куртку и успокаиваюсь. Нельзя стоять, быстрым шагом иду к лестнице, поднимаюсь наверх и бегу к стеклянным дверям, турникеты открыты, в будке никого. Двери закрыты, бью их со злости, но что толку. На улице туман, и в нём что-то колышется, живое, сильное, но не уверенное в своей правоте. Стучу и машу, кричу, и это что-то выступает передо мной из тумана – щиты, щиты, щиты и каски, за которыми нет лиц, только оптические датчики вместо глаз, пустые, немигающие. Смотрю на них и отступаю, боюсь, но понимаю, что они до меня не достанут, не смогут сломать эти двери из стекла, кажущиеся мне сейчас мощнее бронированной двери хранилища в банке.
Обхожу станцию, спускаюсь на другие платформы, пытаюсь открыть двери – всё заперто и везде щиты, щиты, каски, каски. Возвращаюсь на бездомную станцию, спотыкаюсь о брошенные кем-то резиновые сапоги, они жёлтые, огромные для меня. Запрыгиваю в них, неудобно, но это придаёт уверенности. Нагло хватаю валяющуюся рядом кувалду, она тяжёлая, сразу и не размахнёшься, но злость и дурь, нахлынувшая на меня, заставляют броситься наверх и начать бить стеклянные двери. Они трескаются, крошатся, но не поддаются, и я быстро устаю. Оптические датчики шлемов смотрят на меня с сочувствием.
Хочу проснуться, а не могу. Иду в тоннель, повинуясь манящему зову, я слышу его отчётливее, не как раньше, путая с ощущением прохлады, свежести. Тьма захлопывается за моей спиной, как хлопает дверь на сквозняке. Я иду вперёд, и больше не оборачиваюсь, до боли сжимая рукоять кувалды.
Шипят, свистят и шепчутся за моей спиной, я слышу их, я чувствую их, и знаю, что нельзя оборачиваться. Идти становится труднее, тьма вязкая, обволакивающая, как желе, холодная и нежная, как шёлк. Иногда мне кажется, что я иду по чему-то мягкому и нежному, стоит остановиться, и ОНО возьмёт меня, успокоит, полюбит. Останавливаюсь, расстегиваю куртку, хочу снять, с наслаждением ощущая, как нежный шёлк проникает к телу, ласкает кожу, руки опускаются, и кувалда громко бьёт о рельсы. Сначала я просыпалась, с криком, с еле слышным криком, и тут же засыпала, пока не перестала этого бояться.
Прихожу в себя, не зря я взяла эту тяжёлую кувалду, нечто шепчет мне, просит бросить её, а я сильнее прижимаю мощный инструмент, прижимаю к лицу холодную сталь. Потом снова забываюсь, нечто овладевает мной, удар! Очнулась, иду дальше, а тоннель всё не кончается.
Шепот позади стал злым, раздражённым. Меня хватают за плечи, дёргают, я не оборачиваюсь, бью наотмашь назад кувалдой, слыша приглушённый стон. Кто-то схватил меня за ноги и потащил назад, еле успела ухватиться кувалдой за стрелку. Кусают, но не могут прокусить толстые сапоги. Бью что есть силы, кричу, не слыша себя, вязкая тьма всё поглощает. Кое-как отбиваюсь, подползаю к стрелке и вижу впереди свет. Вскакиваю и бегу туда. Нечто рассвирепело и бросилось за мной.
