Держись от них подальше. Часть первая - страница 17



Николай Петрович, заметив, как задумчивость на лице друга уступает место легкой улыбке, спросил:

– Неужели новое откопали?

– Новое в архивах? Шутишь? Все новое – это хорошо забытое старое.

– Отлично. Новое нашли в старом? – В голосе Николая Петровича снова проявилось недовольство.

– Разве старое бывает новым? – Поддельно изумляясь, Павел развел руками.

– Ну, хватит. Смотрю у тебя снова хорошее настроение. Меня порадуешь? – Николай Петрович нахмурился.

Поймав недовольный взгляд друга, Павел понял, сейчас ему окончательно испортят остатки приятного расположения духа.

– Все гениальное просто, – произнес архивариус и тут же поспешил реабилитироваться: – наши аналитики, как всегда, решили по-новому посмотреть на известную старину. Интересно получилось. Если коротко, мы можем проследить подробный путь старца Федора в Сибири.

– Все-таки старец? Ты так уверен, что личности Александра Первого и старца Федора Кузьмича тождественны? Они ведь даже внешне не похожи.

Павел поджал губы. Хотел промолчать, но не выдержал.

– Во-первых, тебе известно, что в архивных материалах Томской экспедиции о ссыльных сохранилось описание внешности Фёдора Кузьмича. – Он нашел нужный лист в папке и зачитал: “… рост 2 аршина и 6 с 3/4 вершков. Глаза серые, волосы на голове и бороде светло-русые с проседью, кругловатый подбородок. На спине – следы от побоев кнутом…”. Получается, внешность, описанная в материалах Томской экспедиции о ссыльных, совпадает с описанием Александра Первого. Кроме следов от побоев, конечно, – с усмешкой добавил он. – Во-вторых, при жизни Фёдор отказывал в написании своего портрета. Критики и исследователи сравнивали этот рисунок… – Павел положил на стол перед Николаем Петровичем копию рисунка неизвестного художника, сделанного углем на второй день после смерти старца, двадцать второго января одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года. Заметив сомнение во взгляде друга, продолжил: – Смотри, они сравнивали этот рисунок с парадным портретом Императора.

Недоверие в глазах Николая Петровича осталось прежним.

– Парадный портрет Императора с разницей почти в сорок лет! Любого баловня судьбы, переодень в тряпье и отправь жить в деревню, в Сибирь. Думаешь, узнают его через сорок лет? – с досадой произнес Павел и замолчал, огорченный откровенным непониманием со стороны друга. Помолчал, ожидая возражений на свои слова. Заметив, как Николай Петрович задумался, настойчиво продолжил:

– В-третьих, остались записи свидетелей, опознавших Александра Первого в старце Федоре Кузьмиче. Например, казак Березин, долгое время служил в Петербурге. В Федоре Кузьмиче он опознал покойного императора. Местный священник Иоанн Александровский, сосланный в Сибирь из Петербурга, также опознал в старце царя и утверждал, что не мог ошибиться. Он неоднократно видел Александра Первого в столице. Другие свидетели упоминали наличие связей Старца в петербургском обществе. Они сообщали: “Старец общался с епископом Афанасием (Соколовым) на французском языке”. Есть еще и в-пятых, и в-десятых.

Обычно непробиваемый Павел начинал беспокоиться. Его раздражала невозмутимость на лице Николая Петровича. Ведь именно Орел Николай Петрович продолжил поиски Символа Жизни после гибели отца. Павел считал свою работу безупречной. Он знал: косвенные доказательства ведут к очевидным фактам. В ответ же лишь хладнокровие и отстраненность друга. Не сдаваясь Павел продолжил: