Юноша кивнул:
– И поскорее. Лучше вам вернуться в те земли, откуда вы пришли, потому что шаман говорит, что даже если вам удастся улизнуть из его рук, вас возьмут в следующем же селении на побережье, куда бы вы ни пришли.
– Круто, – усмехнулся Олег и снова закашлялся, прижав ладонь к груди. На его щеках вспыхнул нехороший бордовый румянец. – Рэста, проводи нашего приятеля до двери и хорошенько поблагодари его.
Я уже собралась указать парню на дверь, но тут на улице послышался какой‑то шум, треск сучьев под чьими‑то спешащими ногами, и в дверь нашей хижины ввалился кто‑то невысокий, растрёпанный. С криком боли и ужаса он бросился к нашему странному гостю. Я с трудом узнала в нем несчастного мальчика.
– Что? – только и успел произнести наш гость, как мальчишка упал на землю, потеряв сознание. Он был в рваных ссадинах и крови.
Я побежала запереть дверь, а на обратном пути зачерпнула глиняной кружкой немного воды. Мальчик быстро открыл глаза, сделал пару глотков и, задыхаясь, произнёс:
– Они их убили, Дан…
– Точнее, Гудри! – Дан поднял мальчишку на ноги и строго повторил. Точнее!
Мальчик, набрав побольше воздуху, произнёс, запинаясь:
– Солдаты… пришли… за мной… Они всех убили, отца, мать, всех…
Он собрался, видимо, горько заплакать, но Дан, совершенно не изменившись в лице, грозно и безжалостно оборвал его:
– Молчать! Тихо, чтобы больше ни звука! Ни слова! Видишь эту женщину? – он кивнул на меня.
Мальчик, испуганный и поражённый, беззвучно прошептал что‑то.
– Сейчас же, осторожно, незаметно и бесшумно, проведёшь её в наше место в лесу. И чтобы никуда в сторону! И тихо! Понял?
Мальчик кивнул. Дан повернулся ко мне:
– Ступай с Гудри. Быстро. Я помогу твоему другу.
Я была в замешательстве. Но напор Дана почему‑то вызывал доверие. Олег уже потянулся к непросохшей до конца одежде и, взглянув на меня, сказал:
– Думаю, он прав. Уходите вперёд. Я постараюсь не свалиться по дороге, если этот парень мне поможет.
Я знала, о чём он думал сейчас. О том, что это может быть чрезвычайно хитрой ловушкой. Возможно, у врагов был расчёт на то, что люди, продемонстрировавшие невиданное в этих местах человеколюбие, поверят в доброжелательность других… Но Олег внимательно взглянул мне в глаза и снова кивнул.
Я взяла обе наши сумки, которые у нас всегда собраны, закинула их на плечо.
Гудри, дрожащий и перепуганный, молча побежал вперёд, и мне ничего не оставалось, кроме как идти следом. Я бежала за мальчиком по безлюдной улице, прислушиваясь, но звуков погони не было. Не слышались и шаги Олега и Дана. Это настораживало, однако я гнала прочь подозрения.
Попав под прикрытие леса, Гудри помчался ещё быстрее. Мы перебирались через овраги и канавы с застоявшейся водой, лезли через завалы наломанного бурями хвороста, пока, наконец, не оказались в самой чаще.
Здесь, у корней двух вывороченных сосен, Гудри остановился. Точнее, он упал на землю, совершенно обессиленный и не двигался, только беспорядочно, шумно дышал и, кажется, плакал.
Я села под навес, образованный сплетёнными корнями, и прикрыла глаза. Я тоже была в изнеможении, а кроме того, мысли о Олеге доводили меня до бешенства. Я снова разозлилась на то, что из‑за него не только мы попали в такую переделку, но и целая семья была уничтожена.
– Послушай, Гудри, – я окликнула мальчика, но он не отозвался. – Твой брат сможет отбиться один?
– Сможет, – мальчик шмыгнул носом и сел на земле. – Дан один из лучших воинов. Отец сам учил его…
