Дерзновенная любовь - страница 15
Я задаюсь вопросом, насколько часто любви действительно учат и живут, считая ее основным жизненным приоритетом. Я спросил одну из моих дочек, как она думает, какой самый главный урок в жизни я хотел бы, чтобы она усвоила. Она ответила: «Много работать, стараться изо всех сил и не врать». Вполне достойные вещи для того, чтобы учить им ребенка, но если усвоить только их, они станут основой для законничества и фарисейской надменности. Интересно, почему мои дети, очевидно, не видят, что стремление к любви – основная цель жизни? Возможно, любовь – такая редкость даже в благополучных домах, что другие жизненные уроки обладают неоспоримым превосходством в классной комнате семейной жизни. Мы также могли бы задать трудный вопрос: является ли любовь в нашем доме тем, что ценится превыше всего, самым желанным качеством характера, к которому мы стремимся, самым ценным уроком, который мы преподаем своими поступками? Боюсь, что наиболее оптимистичным ответом будет «иногда», а наиболее реальным – «редко». Любовь никогда не считалась настолько второстепенной как в наше время.
Неверное предположение, что любовь – обычное человеческое чувство, естественным образом изливающееся из чистых сердец, ведет к другому заблуждению о том, что мы уже умеем любить как должно. Конечно, никто из нас не может быть чутким постоянно, каждую минуту нашей жизни. Мы иногда не выполняем обязательства, лжем, сплетничаем, пользуемся теми, кто доверил нам свои заветные секреты. Но в общем, учитывая все обстоятельства и борьбу, которую мы ведем, любой здравомыслящий суд в любой точке мира признал бы факты достаточно ясными: мы невиновны в нашей неспособности любить. Никто не признал бы нас виновными в правонарушении, не говоря уже о преступлении, заслуживающим смерти.
Я слышал, как люди, виновные в жестоком обращении с ребенком, аморальном поведении по отношению к супругу, рассказывали о серьезном вреде, который они нанесли своей жертве, и через минуту – о своей любви к ней. Несомненно, в менее экстремальных ситуациях мы часто любим и причиняем боль одному и тому же человеку. Но некоторые люди неспособны принять истину о трагическом взаимодействии любви и ненависти в падшем человеческом сердце. Поэтому когда я спрашивал, есть ли различие между их грехом и утверждением любви, на меня нападали или начинали защищаться, относясь ко мне как врагу, а не как к другу.
Когда поднимается вопрос о нашей неспособности любить, его нужно воспринимать как голос друга, а не как упрек врага, потому что наша несостоятельность может быть замечательным поводом для того, чтобы выйти на новый уровень понимания Божьей благодати. К сожалению, мы так привыкли видеть себя в отношении других людей абсолютно невиновными, а наши добродетели незапятнанными, что мы отворачиваемся и не можем взглянуть в лицо правде – признать собственную неспособность любить. Большинству из нас кажется невероятным тот факт, что облегчение можно найти, взглянув прямо в лицо своей неудаче. Видя то, что происходит у нас в сердце, мы будем вынуждены спасаться бегством от предположения о нашей самодостаточности и обращаться к надежде на взаимоотношения, в основе которых лежит инициатива Бога, а не наши собственные действия. Однако такого рода зависимость требует сокрушенного сердца, отказавшегося от горделивых превозношений. Многие люди просто не готовы к тому, чтобы отказаться от своих амбиций.