Перемахнув через очередной валун, наш мишка оказался на космодроме, где в лучах прожекторов серебрился слишком изящный для космического корабля силуэт «Вестника богов». Он стоял под парами, с виду опираясь на декоративные хвостовые стабилизаторы, а на самом деле, – на силовую подушку. К корпусу космолайнера уже успели пристыковать ферму обслуживания, тоже отчасти декоративную, если не считать лифта. Мишки стали один за другим подбегать к нижней лифтовой площадке и выгружать пассажиров. Наш оказался третьим в очереди.
Ожидая, пока выгрузятся первоочередники, я начал было строить планы углубленного знакомства с мадемуазель Рыжовой, как вдруг странная – вроде бы и незнакомая, но при этом откуда-то известная мне щекотка под веками и ледяная струя вдоль хребта нарушили ход моих благостных размышлений.
И в голове моей установилась тишина.
И холод.
Космический.
И в этой холодной космической тишине стал нарастать нечленораздельный какой-то вой. М-вой?…
И заметались по площадке перед кораблем лунные мишки, а некоторые, с пассажирами на загривке, рванули куда-то в неизвестные дали.
И затрепетал, обжигая кожу, блокнот Шура в нагрудном кармане.
И над вершиной центральной кратерной горки, как раз там, где находился «Селентиум», воссияла невозможная здесь заря.
И затряслась, будто припадочная, лунная почва.
А потом в черном и дырявом от звезд небе возник причудливый, невероятно ослепительный цветок.
Глава четвертая
Похищение Европы
Океан за иллюминаторами плясал как безумный, но в рубке царил покой. Тихо шелестели хемофильтры, втягивая насыщенный озоном грозовой воздух и отплевываясь от всякого рода сернистых соединений. Однообразно и успокоительно попискивал датчик радиационной обстановки. Шторм откатывался на восток, и теперь за его разрушительной работой можно было наблюдать лишь на мониторах орбитальной метеогруппировки.
«Ледяные рифы выдержат, – подумал Рюг. – Им не впервой. А вот “морскую капусту” опять придется сгонять в термосадки, иначе перемерзнет…»
Это было завтрашней заботой, а сейчас с легким сердцем вахтеный включил отбой тревоги.
«Багровым заревом затянут горизонт…» – пронеслось по закоулкам обитаемой плавучей базы, в просторечии именуемой «Поплавком».
Использовать этот марш в качестве гимна первой европеанской колонии, предложил Лэн. Совет идею одобрил и она быстро прижилась среди остального населения. Еще бы! Достаточно выйти на верхнюю палубу, чтобы убедиться в совершенной справедливости решения властей. Зарево переставало быть багровым лишь там, где сквозь облака просвечивало крохотное Солнце. Тогда оно становилось скорее багряным. На полушарии же, вечно обращенном к полосатому Джупу, небо выглядело еще занятнее, но там порой было слишком неуютно, чтобы находилось много желающих сравнивать.
«Дорогой, ты скоро? – раздалось в спикерфоне. – Ужин стынет».
Рюг вздрогнул, глянул на часы. Оказывается, его вахта уже окончилась, на что прозрачно намекала фрау Крюгер.
– Уже иду, Пэм, – откликнулся Рюг, поднимаясь.
Легко сказать: «иду». А как, если сменщика не видать? Опять Лизке мозги пудрит, лодырь…
Рюг вздохнул. Сменщик ему не нравился. Не нравилась его манера именовать себя Йоганном Вайсом, хотя был он всего лишь Иваном Беловым. Не нравилось, что он не любит рутиной работы. Все ему подавай охоту, или, на худой конец, патрулирование. А пособирать «морскую капусту» после шторма не хочешь?
