Прогоняю прочь неприятные мысли, нервно передёрнув плечами, и стучу в дверь генерального.
– Войдите, – отвечает Громов.
Делаю пару глубоких вдохов и прохожу внутрь. Оглядываю быстрым взглядом новую обстановку: босс притащил всяких своих вещей, картины странные на стены повесил.
– Дарья Николаевна, – мужчина задумчиво чешет небритый подбородок и смотрит на меня исподлобья. – Мне нужно с вами серьёзно поговорить, – жестом указывает на стул.
Я аккуратно присаживаюсь на край мягкого сиденья и молча жду, когда босс заговорит.
– Вы знаете, что ивент-менеджер ушла на больничный, – говорит очевидное.
Вот про Илону мог бы и не напоминать мне, и так я нервничаю, когда вспоминаю про любовницу бывшего мужа.
К Илье чувств давно нет, но уязвленное женское самолюбие вкупе с унижением, которое я испытала, когда узнала про измену, напоминают о себе всякий раз, когда я вижу соперницу. Мне плевать, что она заняла моё место – не так уж оно и вакантно, особенно, если учесть, что Илья по-прежнему остаётся безработным.
Но вечные придирки и попытки вставить мне палки в колёса со стороны Илоны раздражают. Она то и дело угрожает мне увольнением, хотя не имеет полномочий принимать подобные решения в одиночку.
К примеру, несколько месяцев назад мы устраивали праздник в честь дня рождения одной прелестной маленькой девочки. Её отец – крупный бизнесмен, а у матери замечательный частный детский клуб. Зверевы хоть и не бедные люди, но очень добрые. Кристина вообще смола получить льготное место, и теперь её сынок занимается в этом клубе, хотя занятия там стоят ох как недёшево.
Я пекла торт для праздника, внесла свои коррективы, которые, кстати, пришлись по вкусу хозяйке. Но Илонка чуть скандал не устроила прямо на кухне у Зверевых, обещала выгнать меня, будто посмела бы сделать это на самом деле.
Пока витаю в облаках, босс с меня не сводит внимательного взгляда. Ждёт ответа, а я молчу, проявляя невежливость. Надо исправляться.
– Знаю, – запихиваю свои настоящие эмоции поглубже, чтобы не раздражать Павла Андреевича своим недовольством.
Не хочу нарываться и лишиться места, но мысленно я придумываю для Громова самые изощрённые способы казни. Надеюсь, каждая моя нервная клеточка, растраченная из-за генерального, отольётся ему в будущем каким-нибудь геморроем.
– Я поговорил с сотрудниками, и все в один голос хотят, чтобы вы временно заняли место организатора…
– Я?! – моё терпение лопается мгновенно, как воздушный шарик. – А больше они ничего не хотят, может, мне ещё и сплясать, не? – понимаю, что веду себя непозволительно дерзко, но иначе просто взорвусь от негодования.
Генеральный хмурится, но на этот раз не спешит вступать со мной в перепалку.
– Вам доверяют, – пожимает широкими плечами, – разве вам это не льстит? – ой, вэй! Кто-то из себя изображает знатока женской психологии.
– На меня пытаются повесить уйму чужих обязанностей, и мне это льстить должно? – сразу даю понять, что не куплюсь на уловки мужчины. – Нет уж, увольте, – бросаю, совершенно не думая, как банальная фраза звучит в контексте нашего вчерашнего разговора.
Язык мой – враг мой. И что теперь будет?
– То есть, я хотела сказать… – пытаюсь сообразить, как исправить ситуацию.
– Не надо, – ухмыляется босс, стреляя в меня светло-карими глазами. – Не надо ничего говорить, у вас это получается не очень.
Хам!
– Смею с вами поспорить, – отвечаю сдержанно.
