Она лежала подо мной такая испуганная, что холодок удовольствия от власти над этой самонадеянной стервочкой пробежал по позвоночнику.
– Начинай… – медленно сказал я. – Убивай.
Никуда не торопясь, не дергаясь, как нервничал бы, будь я реальным насильником, я задрал ее короткое платье на живот, обнажая белые полоски бедер между резинкой чулок и кружевными черными трусиками.
Соня попыталась прикрыться, но я так же издевательский медленно по одной разложил ее руки, прижав их к полу рядом с ее головой своими руками.
– Ну что ж ты. Будешь искать нож или задушишь голыми руками? – Издевался я, раздвигая коленом ее ноги.
– Убью! – Рычала она, срываясь на визг. – Тебя убью! А потом себя! Уйди!
Она тратила все силы на то, чтобы свести ноги и как-то вернуть на место подол, а вовсе не на то, чтобы как следует бороться.
– Сопротивляйся как следует! – Рявкнул я, позволяя ей свести ноги только для того, чтобы, задрав обе руки ей за голову, сжать запястья одной рукой, а другой потянуть вниз тонкие трусики. Хотел сначала порвать, но пожалел дурочку. Небось самое роскошное белье в ее жизни.
Снял их с одной ноги и на этот раз развел колени рывком, безжалостно преодолев даже тень сопротивления. Навалился сверху, вжимаясь в ее мягкое, трепещущее подо мной тело.
Хер, конечно, давно стоял. Девочка подо мной так горячо бьется, тут и у монаха встанет.
Не на саму же Сонечку, истеричную монашку, я возбудился! Ее визги и зажимания могли завести только настоящего извращенца. А я таким был только в ее воспаленных мозгах.
Сама по себе картинка была хороша: раскрасневшаяся, вся в слезах и с потекшей тушью девочка с дрожащими губами, ее тонкие белые ножки, впалый живот, жалкая тряпочка трусиков, болтающаяся на лодыжке дергающейся ноги. Платье сползло с одного плеча, открывая бретельку бюстгальтера и полувыпавшее из кружев полушарие груди.
Несколько капель смазки выступили на головке члена, промочив мягкую ткань спортивных штанов. Но я намочил их еще сильнее, вдавив звенящий от напряжения болт между ее гладкими и нежными нижними губками.
Это было охрененно горячо! Я аж дернулся, закатывая глаза от горячей волны, ударившей в пах.
Но Сонечка заверещала как резанная:
– Чертов урод! Слезь с меня! Я на тебя заяву напишу!
Я ухмыльнулся и будто бы послушавшись, скатился с нее, продолжая фиксировать разведенные ноги коленом.
Свободной рукой пошарил у нее между ног, нащупывая влажные лепестки и клитор между ними и двумя пальцами провел по скользкой долине, увлажненной вытекшей смазкой. Резко и пряно запахло женским возбуждением, и я громко втянул носом воздух, наслаждаясь этим ароматом.
– Перестань! Шлюхам своим грабли между ног суй, извращенец! – Сладкая нежная девочка Соня могла ругаться как портовая шлюха. Как жаль, что все остальное как портовая шлюха она не делала…
Я засмеялся, отпуская ее руки и легко вскакивая с пола:
– Ну что, убедилась? Я могу тебя изнасиловать. И ты дашься.
В первую секунду она ошеломленно смотрела на меня, отошедшего в сторону и устроившегося на барном стуле, как ни в чем ни бывало.
Она натягивала трусики, стараясь делать это как-то незаметно. Что само по себе было забавно. И отворачивалась, как будто, если она не будет смотреть мне в глаза, я не увижу ее белую кожу на бедрах и гладенькую промежность, чуть припухлую и блестящую от сладкого сока.
