Он пошёл было к выходу и остановился:
– А конспираторы из нас с тобой аховые, вот что я тебе скажу, Степан. Вон Наталья! В один момент нас раскусила!
– Ты думаешь, сразу?
– С первой минуты, – уверил Владимир Иванович. – Вот прям с первой секунды даже! Ох, люблю я умных баб!..
Ночевала Таша в какой-то «резервной каюте». Она и не знала, что такие существуют.
– Это на тот случай, если вдруг президент изъявит желание, допустим, именно на нашем теплоходе прокатиться, – объяснил Владимир Иванович. – Скажем, от Ярославля до Касимова. А у капитана все до единой каюты заняты! И он, значит, президенту отказывает, говорит, некуда мне вас пристроить, уважаемый, пассажира-то на палубу не выбросишь, всё занято, езжайте обратно в Москву. Так что – как без резервной каюты? Никак.
В этой «резервной» были две или три комнаты, Таша ночью не стала разбираться. В одной из них стояли огромный овальный стол и несколько стульев, а в спальне – гигантская кровать, застеленная каким-то необыкновенно тонким и душистым бельём.
Таша бухнулась было, не раздеваясь, но потом всё же заставила себя подняться и стащить одежду.
Спала она плохо.
Снились ей лопухи, заросли каких-то душных цветов, и среди них Сергей Семёнович с круглым зеркалом на лбу, и какой-то обрыв там, за зарослями, Таша знает, что там обрыв, а Сергей Семёнович не знает. Снилось ей, что она бежит сквозь лопухи и крапиву, всё хочет крикнуть про обрыв, предупредить его, и никак у неё не получается, дыхания не хватает, и голоса нет. И ещё какой-то шум, как будто вороны кричат или галки, и хочется разогнать всю эту орущую стаю, но она никак не улетает.
Со стоном Таша села в постели и поняла, что давно уже утро, и жарко горят на солнце начищенные медные рамы, блики ходят по потолку «резервной каюты», начинается новый жаркий и длинный день.
Очередной день её самого лучшего на свете путешествия!..
Самого последнего. Больше таких у неё никогда не будет.
– Ты сама во всём виновата, – громко сказала Таша хриплым со сна голосом. – И об этом знаешь. Так что нечего теперь страдать.
Вспомнив, она запустила руки в кудри и несколько раз с силой их потянула.
Сразу стало легче, и привычная горечь, потоптавшись немного в голове, ушла.
Нужно вставать, принимать душ, одеваться и идти завтракать.
Должно быть, на теплоходе все уже знают, что судовой врач Сергей Семёнович прошлой ночью был убит, и скорее всего, путешествие на этом и кончится.
Интересно, можно в «резервной каюте», предназначенной исключительно для президента, принять душ?
Все Ташины вещи были свалены кучей на диване возле овального стола – сверху войлочная курточка, в которой предполагалось проходить первый шлюз. Так Таше и не удалось его пройти.
…Ну и ладно. Может быть, когда-нибудь через много-много лет придётся ещё раз поплыть на теплоходе, и тогда уж она точно не пропустит ни одного шлюза с их мокрыми бетонными стенами-монолитами, со скульптурами и газонами по обе стороны, с непременным белым павильоном в стиле сталинского ампира.
Раскопав в куче платье в бледно-розовых маках, Таша расправила его как могла – оно было сильно помято – и осторожно вынула из уха ватку, которую вложил вчера доктор.
Он сказал, что утром нужно протереть ухо перекисью водорода, а лучше зайти к нему, он сам протрёт.
«…Ни за что не буду плакать, – твёрдо сказала себе Таша, становясь под душ. – Ни за что на свете. Я лучше сделаю всё, чтобы нашли негодяя, который Сергея Семёновича убил! Я буду помогать Владимиру Ивановичу, буду честно вспоминать всё, что не смогла вспомнить вчера, а плакать не стану!..»
