– Дайте телефон, Наталья Павловна! У вас там есть фонарик?
Наталья выразительно вздохнула, вытащила аппарат и нажала кнопку.
– Давай свети, и бежим скорей!..
Таша посветила внутрь вазы.
Там было какое-то барахло – комом. Должно быть, местные бомжи припрятали про запас. Но почему так беспокоится Герцог Первый?..
Таша вздохнула и запустила в вазу руку.
– Что ты делаешь?! С ума сошла?! Слезай оттуда немедленно! Мало ли какая гадость там может оказаться!
Таша выудила синюю матросскую куртку, совершенно новую, а за ней брюки. Брюки она тащила долго, за штанину, частями. Герцог лаял не переставая. На дне осталась то ли фуражка, то ли пилотка, но Таше было её не достать.
– Господи, Таша, зачем нам эти…
Наталья осеклась. На курточке был вышит некий речной знак и ниже золотыми буквами полукругом «Александр Блок», и вся она была в тёмных пятнах. Тёмные пятна на сером бетоне оставляли смазанные красные следы.
– Это что? Кровь?
Таша взглянула на Наталью Павловну, на пятна, побежала к кустам бузины и выломала длинный прут. И опять вскочила на парапет.
– Я подцеплю и достану.
Двумя пальцами Наталья Павловна трогала и переворачивала курточку и брюки.
– Здесь всё в крови.
Таша выудила беретку или пилотку и бросила прут.
– Это с нашего теплохода, – сказала она то, что было и так очевидно. – Наверное, это одежда… того, кто убил Сергея Семёновича. Он её вынес и спрятал. А Герцог Первый нашёл.
Глаза у неё лихорадочно блестели.
– Наталья Павловна, мы должны это как-то собрать и отнести нашим! Тише, Герцог, не переживай! – Пёс никак не мог остановиться, всё лаял, припадая на передние лапы.
Наталья Павловна очень ловко, в два счёта, почти не касаясь, сложила брюки и курточку в небольшой свёрток – брюки сверху, на них почти не было крови.
– Давайте я понесу.
– Нет, я сама. Быстрей, Таша! А ты бери Герцога.
Они скатились со ступенек и помчались по набережной. Свёрток Наталья держала в отставленной руке.
– Вон наш теплоход! Стоит!..
Они добежали до сходней, протопали по железу, как будто боевая колесница прокатилась.
– Опаздываем! – грозно сказал им вслед матрос у сходней, и теплоход дал гудок.
Он загудел широко и вольно на всю реку, извещая о том, что путь продолжается, что он не окончен, что впереди ещё много всего.
Заработали под днищем машины, матросы стали выбирать из воды мокрые серые канаты.
Наталья Павловна взлетела на верхнюю палубу, за ней – Таша.
– Вы всё-таки решили плыть дальше? – спросила Ксения из шезлонга. Рядом с ней сидел Саша и грыз семечки. Шелуху он плевал на отдраенную до блеска палубу.
Почему-то Ташу взбесила эта шелуха на палубе. Так, что в глазах потемнело.
– А мы думали, вы сбежали, – сообщил Саша, кидая в рот семечку и делая движения челюстью. – Нет, вот по чесноку! Мы решили, что вы камушки попёрли, дока замочили и решили того, тю-тю! Прощай, любимый город!..
Наталья, не обращая на них никакого внимания, пробежала в свою каюту. А Таша подошла и обеими руками взялась за ручки шезлонга, в котором сидел Саша. Он подался от неё назад.
– Слушай, насекомое, – выговорила она и прищурилась от ненависти. – Ты слышал что-нибудь о том, что плевать на пол нехорошо? Ты об урнах для мусора слышал? Ты знаешь, что помои из окон не выливают и на палубу не плюют? Или там, где ты вырос, об этом ничего не знают!
– Да чего ты взбесилась-то, дура! Ксюх, смотри, она бешеная!
– Убери мусор с палубы!
