Так-так-так… Вадим уловил шаги за дверью, волчком развернулся и выдернул бесполезный наган. Стрелять нечем, но оружие в руке само по себе придает уверенности.
Дверь отворилась, и в комнату вошел давешний старикашка. Бородища, седые космы – все при нем, только батога нет.
– Ты?! – Вадим, охваченный ненавистью, забыл обо всем и исступленно надавил на спусковой крючок; но револьвер щелкнул вхолостую.
– Ай-я-яй, Вадим Сергеевич! Сколько ж в вас ожесточения! Разве так можно? – промурлыкал старик голосом Барченко и принялся совлекать с себя маскарад.
– Александр Васильевич? – Ошарашенный Вадим во все глаза глядел на шефа. – Это вы?..
– А вы мнили, что я червец книжный и токмо пером по бумаге водить умею? Я, батенька, егда в Петербурге учился, в гимназическом театре лицедействовал. Помню, однажды патера Лоренцо из «Ромео и Джульетты» изображать довелось…
Он стащил с себя крестьянский наряд, отцепил бороду, сбросил с головы парик и ваткой стер со щек грим. Поморгав, надел свои круглые очочки.
– Сложновато, знаете ли, без окуляров. Зеницы мои зело попорчены, еще со студенчества оптику ношу… Молвят, будто в Швейцарии давно уж линзы специальные изобрели, чтобы прямо в глаз вдевать, под вежду. Но до нас еще не дошло, да и сомнение имею, будет ли удобно…
Слушая степенный говорок начальника, Вадим пытался собраться с мыслями.
– Александр Васильевич, зачем это все? Что за святочный вертеп?
– А что было с вами делать? Когда вы про нечистую силу и Клинский уезд заговорили, я сразу смекнул, что мои наказы вам впрок не пойдут. Наперекор сделаете, поедете самочинно проверять… А вам сюда нельзя было.
– Почему?
Барченко вздохнул, сел на верстак и стал размеренно набивать табаком любимую трубку.
– Ладно… Поелику таинство сие вами уже, почитай, раскрыто, обскажу то, что в пределах допустимого. А когда получите официальное дозволение, тогда и все прочие нюансы прибавлю.
– Какое дозволение? Какие нюансы? – Мозги у Вадима бурлили, и он готов был низвергнуть на интеллигентнейшего шефа потоки площадной брани.
– Ведите себя благочинно, Вадим Сергеевич, – урезонил его Барченко и, пыхнув дымком из трубки, приступил к разъяснениям: – Волею Совнаркома при нашей особой группе создается лаборатория нейроэнергетики. Не скрою, моление об этом исходило от меня многогрешного, обаче не аз един к сему причастен…
– Что за лаборатория? Чем она будет заниматься?
– Изучением сверхспособностей человеческих. Наипаче мыслительных волн, сил невещественных и тому подобного. Удовольствуйтесь покуда сим речением, большего сказать не уполномочен.
– А при чем здесь Клинский уезд и вся эта дьявольщина?
– Покамест нам храмину научную в Москве воздвигнут, не один год пройдет. К тому ж некоторыми экзерсисами удобнее не в столице заниматься, а на лоне природном, вдали от мирского шума. Проще говоря, выбил я для лаборатории еще и филиал в Подмосковье. Наладились для него место подыскивать и набрели на оное поместье. Почитал я про него, чертежики просмотрел – все мне приглянулось. Тут и обоснуемся.
Мысли Вадима мало-помалу обретали упорядоченность, хотя многое еще оставалось непонятным.
– Глухомань, болота, дремучесть непролазная… Это, по-вашему, подходяще?
– И славно, что дремучесть! Никто сюда забредать не станет, особенно после того, как молва стоустая по деревням разнесла, что ведьмаки тут свои шабаши устраивают. Крестьянство малограмотное отныне на пушечный выстрел эту усадьбу обходит. Ну а мы свои тропки потаенные проложили, о них никто, кроме спецотряда, понятия не имеет. А спецотряд товарищем Бокием одобрен, человецы проверенные, не выдадут…
