– Я?
– Да. Среди этих уголовников мы с Савой засвечены. Раскусят нас в один момент. А ты совсем иное дело. Пока репетируй и меняй имидж.
– Хорошо.
– Всё! – резко встал Женя. – За дело!
Поход в японский ресторанчик откладывался на неопределенное время. Да и вместе они стали очень редко встречаться. Общались в основном по телефону. Только неделю спустя, они вновь всей командой собрались в офисе. Пили чай и делились успехами. Первая начала Фая, ей, право, было чем гордиться:
– Огородников Иван Данилович, по кличке Укроп. Это он изготовил фальшивые документы Игнатюка. Я, как бы случайно, выронила из сумочки фотографию художника, и по реакции Укропа поняла, что это его клиент. Это лишний раз подтверждает вашу теорию, Евгений, что преступник и Игнатюк – очень похожи.
– А я отработал эту версию сполна. – Дополнил картину Лужин. – И стал обладателем двадцатипятилетней тайны.
– Какой? – Сава подался вперед, не скрывая дикой заинтересованности.
– Дело в том, что у Игнатюка имеется брат-близнец. Он был отдан при рождении врачом приемным родителям. Жаль, что нельзя привлечь его к ответственности. Он умер. Но это не помешало мне докопаться до истины. И так, брата художника зовут Петров Сергей Сергеевич. Он же Петя, вор- рецидивист.
– И где он сейчас?
– В Париже, я полагаю. Вот только как ты станешь это объяснять своему товарищу. – Лужин красноречиво посмотрел на Саву.
– А! – отмахнулся он. – Думаю, что Володя перенесет это известие нормально, без последствий. Тем более, после вчерашнего.
– А что было вчера?
– Телеграмму он получил из Парижа. – Хмуро ответил Сава. – Оказывается. И во Франции, преступники еще те! Вандалы какие-то. Проникли темной ночкой в салон, где выставлялись наши кубисты, и надругались над картинами Игнатюка.
– Только над его картинами? – быстро спросил Евгений. В глазах блеснули огоньки азарта с большой буквы.
– Не знаю. Главное: полотна сами не тронули, а вот рамы, все четыре, искромсали.
– Четыре? – переспросила Фая. – Помниться, ты говорил о пяти полотнах.
– Да? – Сава застыл в задумчивости, и через мгновение схватился за мобильный телефон. Переговорил с художником, о чем и сообщил коллегам. – Дело в том, что последнюю картину в самый последний момент он передумал везти в Париж.
– Хотя в реестре она была?
– Да, была.
– Может, поедем к нему в мастерскую, посмотрим на эту картину? – предложил Евгений, и коллеги, хотя и недоумевали, согласились на эту экскурсию.
Лужин, если и мог любоваться картинами, то исключительно классиками. Все новые течения и направления, в том числе и кубизм, он не понимал и не признавал. Да и не картина вызывала у него интерес. Рама. Вот ее-то он и начал тщательно рассматривать и прощупывать. И вскоре радостно вскрикнул:
– Смотрите! – он показал пальцем на правую боковую сторону рамы. И Сава, и Фая, и, присоединившейся к ним Володя, склонились над рамой, но ничего интересного так и не обнаружили. Тогда Лужин достал перочинный ножик и осторожно соскоблил позолоченную краску. Под слоем оказался продолговатый слой обыкновенного пластилина.
– Этот небольшой участок рамы красили совсем в другое время, чем всю остальную. – Он сковырнул пластилин, открыв взору небольшой прорезь.
– Как в копилке. Тихо произнес Сава.
– Помоги, Лужин и Сава перевернули картину, и из отверстия выпала на пол с характерным звоном монета. Фая первой подхватила ее и стала рассматривать.
