Впрочем, не только для одного Олега Викторовича от обитателей Прогресса зубы скрежетали от злости. Почти все восточники, жившие здесь с самого начала, питали к ним злобу.
И причины на то были.
Тридцать три года назад к берегу залива Прюдс причалил гигантский контейнеровоз с полутора тысячью выживших, сумевших спастись от мерзляков. Станция Прогресс, расположенная неподалеку, была третьей по счету из четырех убежищ, следуя после станций Новолазаревская и Молодежная. После неё оставалась лишь станция Мирный – конечная остановка в эвакуации тех, кому повезло оказаться на борту.
В то нелегкое время Матвею и его отцу повезло быть среди тех счастливчиков, которых высадили на станции Прогресс вместе с остальными пятью сотнями человек. Счасливчиками лишь потому, что станция являлась не только научной, но и одной из самых крупных российских туристических баз в Антарктиде. Там стояли удобные жилые модули, высокотехнологичные ветряки, не издающие вредного инфразвука, гигантские солнечные панели, обеспечивающие почти бесконечным потоком электричества, ангар с десятками рабочих вездеходов и даже церковь.
Вторая половина станции, гораздо скромнее по оснащению, представляла собой научный центр, основанный еще во времена СССР. Там располагались метеорологическая станция, лаборатории и склады. Проживающим там в период Вторжения полярникам повезло не стать свидетелями тех ужасов, происходивших за пределами шестого континента.
С этого дня начались долгие и суровые в истории человечества десять лет, известные как годы Адаптации.
В это время люди, не умеющие самостоятельно добывать пищу и не привыкшие к нескончаемому холоду, были вынуждены осваивать еще недавно считавшуюся эхом далекого прошлого охоту на тюленей и ловлю рыбы. Методом проб и ошибок они принялись осваивать китобойный промысел. Поверхностно изучая этот вид деятельности из книг и на основе знаний тех немногих выживших рыбаков и моряков, они изощрялись в добыче тепла. Открывая для себя заново свойства китового жира, уса и спермацета, они учились бороться с цингой, которая убила сотни людей, с помощью тюленьего жира, печени и овощей, выращиваемых на контейнерах-фермах.
В то нелегкое время Матвею было всего три года, но он прекрасно помнил, как сильно голодал из-за сильной экономии имеющихся ресурсов. Даже его отец, военный по профессии и прежде здоровый как бык, после трех месяцев Адаптации превратился в ходячего скелета, отдающего половину своей банки тушенки Матвею.
– Кушай, сынок, тебе силы пригодятся. За тобой будущее.
– Какое будущее, пап?
Но он не отвечал, лишь тихо улыбался. И только сейчас Матвей понимал, о каком будущем говорил его отец, когда еще был жив.
Именно тогда, в те тяжелые годы, когда проблем и без того хватало, на станции Прогресс появился смертельно опасный вирус, по симптомам которого местные узнали штамм Черни, бушующей на протяжении последнего года и во время Вторжения.
Как вирус оказался на территории станции, оставалось загадкой. Одни ополчились на станцию Чжуншань, находившуюся в трехстах километрах от Прогресса (отец рассказывал Матвею, что еще были живы воспоминания о COVID-19, вакцину от которого удалось разработать лишь к 2053-му году. Именно из Китая и пришел вирус); другие говорили о наличии вируса в съестных запасах, привезенных еще на контейнеровозе.
Только вот все эти теории и догадки не значили ровным счетом ничего для Матвея и его отца, поскольку оба они оказались в числе зараженных, как и почти остальная половина новоприбывших на Прогресс.
